— Она не может быть в фильме по двум причинам, Майкл.
— По каким же?
— Во-первых, современным зрителям она покажется слащавой, сентиментальной и неправдоподобной; во-вторых, вы не заставите Боба Харта ее сыграть.
— Марк, я признаю, что эта сцена трогательна, но она ни в коем случае не слащаво-сентиментальна — по крайней мере в том виде, как мы ее снимем.
— Назовите хоть одну картину, где такой эпизод понравился бы зрителям?
— Пожалуйста, «Комната с видом», например.
Адер немного помолчал.
— Там не было пения.
— Вы правы, но в то время сентиментальность принимали как должное, и «Тихие дни» принадлежат той же эпохе, да и герои во многом схожи.
— А как быть с Бобом Хартом? Как вы его заставите петь?
— Предоставьте это мне. Впрочем, когда придет время, мне все же может понадобиться ваша поддержка, чтобы убедить его.
— Сомневаюсь в успехе.
— Вот что, Марк; я заключаю с вами частную сделку. Вставьте эту сцену обратно — так, как она идет в книге, — а потом, когда фильм будет готов, если она, по вашему мнению, не сработает, я заменю ее вашим вариантом.
— Вы делаете мне предложение, от которого я не могу отказаться. А теперь скажите мне, какие еще у вас замечания к моему сценарию.
— По-моему, все остальное в порядке. Я уверен, что Бобу Харту и, в особенности, Сьюзен Харт будет что сказать; может быть, режиссер захочет что-то изменить, но в любом случае это не сможет испортить вашей работы. Я этого не допущу.
— А кто будет режиссером?
— Молодой постановщик по имени Элиот Розен. Он очень умен и способен тонко чувствовать; я думаю, он вам понравится.
— Что ж, приступаю ко второму варианту.
— Не пишите второй вариант. Просто вставьте ту сцену, а все остальное пусть будет как есть.
— Благодарю вас, сын мой.
Адер повесил трубку.
Закончив разговор, Майкл подумал, что пока все складывается удачно.
Зазвонил внутренний телефон.
— Да?
— Майкл, — сказала Маргот, — здесь сержант Ривера; я сказала ему, что у вас напряженное утро, но он настаивает на встрече.
Страх холодной змейкой пробрался под ложечку.
— Пусть войдет. — Майкл старался говорить спокойно.
На этот раз Ривера был один.
— Спасибо, что нашли для меня минуту, — сказал он, протягивая руку. — Я не отниму у вас много времени.
— Рад видеть вас, сержант, — сказал Майкл, пожимая ему руку и жестом приглашая сесть. Он указал на сценарий Марка Адера.
— Первый вариант сценария «Тихих дней» уже готов, и получилось прекрасно. Скорее всего, весной начнутся съемки.
— Я рад за вас, — сказал сержант, устраиваясь в кресле поудобнее. — Решил, что стоит сообщить вам свежие новости про дело об убийстве Мориарти.
— Отлично, я весь внимание. В газетах я ничего об этом не видел в течение нескольких недель.
— Я не выпускал информацию из рук.
— Вы уже арестовали кого-нибудь?
— Нет, и я не уверен, что это вообще произойдет.
Майкл не дал себе расслабиться и почувствовать облегчение.
— А почему?
— Похоже, это бандитское убийство, все просто и ясно; работа по заказу.
— У Мориарти были связи с мафией?
— Точно ответить на этот вопрос трудно, но смерть Мориарти была нужна кому-то, кто связан с бандитами, это сомнений не вызывает.
— Расскажите мне об этом.
— За рулем машины были низкопробный гангстер из Вегаса по имени Доменик Ипполито — настоящий мерзавец.
— Как вам удалось это выяснить?
— Какие-то туристы обнаружили Доминика, сброшенного в ущелье с высоты четырехсот футов в районе двадцать девятого Палмса, его отпечатки были в картотеке.
— А машина найдена?
— Доминик был в ней. Жуткая картина — сплошное месиво.
— Так вот как обстоит дело!
— Это еще не все; мы нашли в машине другие отпечатки, весьма любопытные.
У Майкла екнуло сердце.
— Да?
— Машина краденая; конечно, мы обнаружили отпечатки и ее хозяина, и его жены, и еще кое-что интересное.
— Расскажите.
— В машине были найдены отпечатки, принадлежавшие некоему… — он достал из кармана сложенный вчетверо лист бумаги, взглянув на него, затем подал его Майклу, — Винсенто Майклу Калабрезе.
Майкл держал в руках свое собственное свидетельство о рождении.
— А кто он? — с трудом сумел выговорить он и положил бумагу на стол, чтобы Ривера не заметил, как дрожат у него руки.
— Он сын Онофрио и Мартины Калабрезе, и ему двадцать восемь лет. Вот и все, что я знаю; все это есть в свидетельстве.
Майкл, которому уже мерещились наручники, увидел проблеск надежды.