Тело у края платформы не походило на Фирцинию. Ноги и руки её сгорели до мяса, лицо опухло от высохших слёз. Ханшэс застыл над девочкой, открывшей сухой рот в попытках поймать воздух. Он смотрел в закатившиеся глаза, видел, как едва поднимается грудь и подёргиваются конечности. Он видел, как сотни горелых рук утягивают её прочь из жизни, пополняя ряды мертвецов.
Вновь рядом пронёсся дрон, сбивший в полете безумное пламя. За дымом не осталось ни души. Ни кого живого. Лишь одно тело, что хваталось за жизнь, шатко, нелепо, также слабо как девочка совсем недавно держалась за свои костыли.
Ханшэс склонился над ней. Забытая с годами слабость ударила по нему, опустив на колени, в пепел. С шипением новый поток смеси обрушился на огонь. Всё вокруг затихло, и гром пламени и треск машин. Осталось только неслышное дыхание, рвавшееся из сдавленных газом лёгких.
Он достал сложенный кинжал, спрятанный за накидкой. Шипение ударило за спиной. Глаза пробежались по тёмному телу, едва прикрытому горелой тканью. Замах. Шипение. Ханшэса пробила дрожь, точно жар звезды сменился морозом. Шипение. Рука дёрнулась и понеслась вниз. Пустые глаза едва шевельнулись. Он закричал и вогнал лезвие в сердце. И снова, шипение.
— Прости… — пальцы не могли выпустить рукоять. — Это я сделал. Я наслал их на вас.
Дым оседал вокруг тел. Бесшумно парили дроны. Где-то за тьмой звучали голоса, крики, звон сирен. Жизнь сбежала с гигантской платформы, остатки свои бросив под пеплом. Рядом с ним. Рядом со своим убийцей.
— Я не хотел, — вырвалось с дрогнувшего языка. — Почему это так отличается от всего? Я не прибыл сюда убить тебя, убить твоих родных, друзей. Не для того я вступил в войска. Клялся защищать жизни… от врага… от Ниривин. И все тут — часть Ниривин.
Погибшие в огне датчики не улавливали его речь. Забитые газом уши не слышали её. Пустые, выпученные в ужасе глаза среди тьмы смотрели на врага, дрожащего над одним из тел.
— Я — солдат из Сашфириш. На протяжении десятка местных лет осуществлял надзор за системами, просчитывал пути и расположение сил врага. Выбирал время. День. Они пришли по моим указаниям. Всё это… руины… разве это я виноват!?
В небе тихо гудел транспорт. Пепел оседал в полутьме, разлетаясь над сгоревшей платформой. Сквозь дым пробились лучи света, ударившие по пепелищу белым блеском. Где-то там, за мглой, на убийцу смотрели две яркие звезды.
— Моим долгом было и есть, — говорил он, хватая воздух. — Было и остаётся — служить Империи. Я виновен в этой смерти. В сотнях. Тысячах. Если бы я мог что-то сделать — я бы изменил это. Я бы остановил войну! Вы слышите? Я бы сделал это! Но я не могу! Не могу… я просто солдат. Простой разведчик, донёсший данные. Показавший как пробраться к врагу, — в него упёрлись серые взгляды, и самый близкий, пустой взгляд, смотрел снизу на профессора, зовя за собой — во тьму, в смерть. — Кто виноват, что ты родилась среди Ниривин? Ты? Я? Мой долг убить всех здесь. Уничтожить каждого врага. Я не могу отвернуться от своего долга. Не могу отказать своему Императору. Я бы хотел сохранить твою жизнь, клянусь, хотел бы…
Ветер забегал потоками дыма, унося их прочь от пепелища. Рассеивалась тьма, что скрывала солдата с лицом профессора. И вновь, он услышал гул, что взвывал в голове десяток лет.
— Дуга добралась и досюда. Не думал, что такое меня испугает. Сломает. Я не знаю, зачем мы всё это делаем. Зачем нужна твоя, все ваши смерти. Даже если вы враги, разве, вы пытались кого-то убить? Почему, я ведь столько раз видел трупы. Столько раз видел взрывы. Слышал. Так почему сейчас?
Дрожащая рука потянулась к кинжалу. Пальцы с трудом обхватили рукоять и застыли: не дёрнуться, не разжать. Ханшэс рванулся назад и вытянул орудие из тела, рухнув в кучу пепла спиной. Зазвенел упавший в стороне кинжал, и струйки тёплой крови с него обожгли руку. Точно взрыв жар пробил тело, а угасшие давно крики врезались в уши. Их слова, мольбы, голоса среди треска пламени давили голову ему, сжимая со всех сторон корчащегося в грязи солдата.
— Я, это я сделал, я сделал! — блеск вдали ударил в его глаза. — Я, я ведь сделал это. Я — убийца.
Сверкнуло чёрное золото в дневном свете, и статная фигура вытянулась над солдатом. Явившийся из тьмы гвардеец навис над единственным живым среди руин. Размытый взор Ханшэса видел жуткий образ, видел пикшет на поясе семиолоида, но не мог замолчать.
— Я… это я… не могу больше… держать…