— Не бывает плохой лжи, — усмехнулась как-то утром Лорайн, вспомнив очередной перл из мудрости Декина. — Пока она полезна. — Мы как раз наблюдали, как Эвадина терпеливо выслушивала один особенно ужасный рассказ от рыдающего коленопреклонённого человека в лохмотьях, с тёмными от грязи ногами после нескольких дней похода.
— Она разрезали её от горла до живота, миледи! — завывал парень, а потом бросился к ногам Помазанной Леди. — Пили её кровь, хохотали и плясали! О, моя бедная милая Иллса…
— В начале он говорил, что её звали Эльма, — отворачиваясь, заметила Лорайн, и даже не сочла нужным сдерживать отвращение на лице. — Удивительную магию вы сплетаете, лорд Писарь.
— Слова обладают силой, — согласился я, пожав плечами. — Особенно когда записываешь их. А что касается лжи, так я давно понял: всучить её можно только публике, которая сама рада обманываться.
— По-твоему, она это знает? — Лорайн многозначительно посмотрела на Эвадину, которая успокаивающе положила руку на голову рыдающего отца. — Или для неё ложь и правда уже совсем смешались?
Она говорила неосторожно громко, отчего я предупредительно нахмурился.
— В конечном счёте правда всегда победит, миледи герцогиня, — сказал я. — Я уверен, как только всё разрешится, она снова займёт почётное место в этом мире. Под властью восходящей-королевы в учении Ковенанта восторжествует Завещание мученицы Сильды Дойселль, а лучшего руководства к истине и справедливости никогда и не было.
Отвращение на лице Лорайн сменилось на миг сомнением, а потом, когда она подошла ко мне поближе — мрачным пониманием.
— Итак, — вздохнула она, — эта чокнутая сука на самом деле тебя захватила. — Её губы печально изогнулись, а рука поднялась и коснулась моей щеки — я помнил этот жест как знак прощания. — Циником ты мне нравился больше, Элвин.
— Кто угодно может быть циником, — проговорил я. — Цинизм — это не мудрость, а всего лишь отговорка, с которой смотришь, как горит мир, вместо того, чтобы гасить пламя.
Лорайн изогнула брови.
— А сам-то ты гасишь или разжигаешь? — Её рука опустилась, и она отступила назад, не дав мне возможности ответить. — Думаю, милорд, настало время мне вернуться к своим обязанностям. Работа герцогини намного обременительнее, чем я себе представляла. И к тому же, сражений я насмотрелась, и наверняка ваша мученица рада будет увидеть мою спину.
Я низко поклонился.
— Герцогиня, ваше усердие славится по праву. Я передам ваши любезные слова прощания Помазанной Леди.
— Благодарю вас, милорд. — Когда я выпрямился, Лорайн подошла и с удивительной теплотой заключила меня в объятия. — Впервые я не уверена, что мы когда-нибудь ещё встретимся, — прошептала она мне на ухо. — Но сильно надеюсь на это, Элвин. Ты и Боулдин — единственная настоящая семья, что у меня осталась. — Она отодвинулась, сжав мои руки, и я почувствовал что-то маленькое и твёрдое в ладони. — Подарок на прощание, — намного тише добавила она. — Один из маминых любимых. Очень дорогие ингредиенты, и их трудно смешать в верных пропорциях. Такое сильное, что его не обязательно пить. Достаточно одной капли на кожу, и даже пятнышка почти не останется. Эффекты похожи на сердечный приступ, вроде того, который не так давно забрал у меня моего дорогого мужа.
Она крепко стиснула мою руку, вжимая в неё склянку и пристально глядя на меня с безошибочным смыслом в глазах.
— Я тоже знаю свитки, Элвин, — сказала она. — И в центре истории каждого мученика заключена трагедия, в которой нет места для любви. Безумна она или нет, но ей это наверняка известно. — Отпустив мою руку, герцогиня Лорайн Блоуссет развернулась и зашагала прочь, крикнув слугам седлать лошадь.
— Выглядят как раньше? — спросила Эвадина, когда мы остановили лошадей на вершине холма в четверти мили к югу от нашей цели. Приехать сюда было моей идеей, и я не знал, согласится ли она. А на деле она ухватилась за эту идею с энтузиазмом, который явно был вызван желанием побыть денёк-другой вдали от растущего воинства.