— Знайте, что в сердце моём к вам только любовь, — продолжала Эвадина, когда стихли крики. — Знайте, что кровь, которую вы проливали, и друзья, которых вы потеряли ради этой святейшей из целей, не сгинули понапрасну, какими бы болезненными ни были ваши потери. Вы сделали больше, чем я могла бы просить даже от самых преданных душ. Итак, все, кто желают вернуться по домам, могут так и поступить, не опасаясь немилости. Ступайте и несите мою любовь и признательность до конца своих дней. Но те, кто захочет остаться со мной — добро пожаловать. Ибо вы мне понадобитесь. Вы понадобитесь Ковенанту Возрождённому. Враги, которых мы здесь победили — это лишь одно испытание, и, не сомневайтесь, будут и многие другие. Я никогда не обещала вам лёгкого пути. Я никогда не обещала вам ничего, кроме крови и жертв, ибо такова награда тем, кто поистине хочет служить нашему возлюбленному Ковенанту. Итак, я спрашиваю вас, братья и сёстры, в этом самом божественно-благословенном месте, останетесь ли вы со мной?
В ответ все даже не вскричали, а, скорее, неразумно громко взревели. Примечательно, что я увидел, как присоединились и многие горожане. За одну короткую речь Эвадина завоевала сердца людей, на которых пал её гнев всего несколько часов назад. Я часто наблюдал её способность демонстрировать власть простым ораторским искусством, но страсть, которую она пробудила в тот день, была иного порядка, настолько, что стала ещё одной гранью её легенды. Обращение Воскресшей мученицы со ступеней Атильторского собора — частый сюжет для картин и поэм. Хотя, как это обычно бывает с недоумками и пропойцами, из которых состоит художественная клика, большинство из них не включали меня в свои произведения. Справедливости ради, во время её речи я по большей части держался в тени. Если бы меня слишком часто видели возле Эвадины, то это могло бы вызвать нежелательное внимание и слухи. Мы вели себя сдержанно, однако угроза раскрытия меня постоянно тревожила. Воскресшая мученица должна быть чистой, а её душа и тело — не запятнаны похотью.
— Ещё несколько таких речей, — сказал Уилхем Эвадине под крики толпы, бушующие снаружи, когда мы вернулись в сводчатый коридор, ведущий в часовню, — и у нас будет армия вдесятеро больше нынешней по размерам.
— Покамест я бы остановился только на ротах Суэйна и Офилы, — сказал я.
Мы с Уилхемом шли рядом с Эвадиной, когда она возвращалась в зал совета. Крики толпы разносились таким громким эхом, что заглушали наши шаги, но она не выказывала никакого ликования по поводу эффекта своей речи, озабоченно нахмурив лицо.
— Я отправил вестников в каждое святилище, во все ближайшие города и деревни, — рискнул произнести я, поскольку она так и не заговорила. — Объявлять о рождении Ковенанта Возрождённого под единоличной властью Воскресшей мученицы. И, конечно же, нужно будет отправить Леаноре какое-то тщательно сформулированное обращение. И письма в герцогства. Герцогиня Лорайн — своего рода союзник, но нам понадобятся и другие…
— Нет. — Эвадина остановилась, повернувшись ко мне. Выражение её лица было суровым, но настороженным — такое сочетание я редко у неё видел.
— Никаких союзников? — спросил я.
Она покачала головой.
— Никаких писем. Слова на пергаменте не помогут. Ты должен отправиться сам, как мой посланник. Оценить преданность герцогов и их привязанность к Алгатинетам. Когда вернёшься, я решу, какие мы заключим союзы, если вообще заключим.
— Эви, нам потребуется поддержка, — тише сказал Уилхем, подходя ближе. — Алгатинеты уже кое-что понимают о том, что ты планируешь. Без союзников…
— Серафили — вот единственный союзник, который мне нужен. — Уилхем замер от интонации, окрасившей её слова, и я увидел, как лоб Эвадины чуть дёрнулся от сожаления, и она добавила немного мягче: — Но всё же, действительно, с бо́льшим количеством солдат цена, которую мы заплатим кровью, будет меньше. Отсюда и миссия моего верного посланника. — Она повернулась ко мне, быстро улыбнувшись. — Которую вам следует предпринять без задержек.
— Если я буду вашим камергером, то мне придётся всё здесь организовывать, — сказал я. — Только на изучение счетов Ковенанта уйдут недели…
— Этим я займусь сама. И к тому же, раз уж ты позволил тем равнинным дикарям убраться с большей частью золота, счета, видимо, потеряют свою важность.