— И поспеши, — сказал я Тайлеру, передавая ему шкатулку размером с кирпич. Это было прочное устройство, обитое железом и с крепким замком, как и полагается для её содержимого: все золотые соверены, какие только удалось добыть в тех уголках собора, которые вергундийцы не успели обшарить. Общая стоимость содержимого шкатулки была впечатляющей, хотя и не огромной, но трудно превзойти золото во всём его незапятнанном блеске, в качестве знака добрых намерений. То, что я спокойно отдал это сокровище в руки Тайлера, было той мерой доверия, которую он от меня заслужил, пускай никакая привязанность её и не омрачала. Впрочем, я счёл обязательным послать с ним в качестве сопровождения двух своих самых надёжных разведчиков.
— Непременно, милорд. — Тайлер отбил костяшками в лоб и закрепил шкатулку среди седельных сумок на своём скакуне.
— Она спросит о причине твоей просьбы, — советовал я, пока он поднимался в седло. — Скажи, что нам нужны сведения о настроениях простолюдинов в столице.
Он уселся на спине своей лошади, осторожно нахмурив узкое лицо.
— А настоящая причина?
— Если ты её не знаешь, то она не сможет из тебя её выжать.
— Шильва Сакен больше любит резать, чем выжимать. — Тайлер поморщился. — Но хорошая шкатулка с монетами должна охладить её пыл.
— Когда получишь от неё то, что нужно, отправляйся в Куравель, как можно быстрее. Держись в тени и найди меня, когда представишься, кому надо.
Тайлер снова отбил по лбу, щёлкнул пятками, и вместе с парой сопровождающих умчался по западной дороге.
Весь вечер я провёл, изучая историю семьи Кевиллей, предоставленную старшим библиотекарем Корлиной. К моему раздражению, не нашлось ничего особенно интересного, единственной заметной аномалией была безвременная смерть лорда Альферда Кевилля, отца нашего нынешнего мальчика-короля.
«Сильда говорила, что вы, милорд, заслуживали невесту получше», подумал я, постукивая пальцем по имени лорда Альферда. То немногое, что я узнал о помолвке Леаноры и последующем браке с мужчиной старше неё на двадцать лет, ясно давало понять, что это не был брак по любви. «Дворяне», однажды сказала мне Сильда, «женятся почти исключительно по расчёту. Любовь для них всегда мелкая забота».
Из записей о Леаноре я понял, что ей было всего пятнадцать, когда она вышла замуж за лорда Альферда. «Всего лишь дитя, которую силой заставили лечь в постель к мужику, и тот наверняка виделся ей древним». Леанора никогда не казалась мне лишённой своенравия или злобы, и этот конкретный союз выглядел благодатной почвой для обоих. Мой взгляд снова упал на имя лорда Альферда и на дату его смерти. «Старый, но по-прежнему здоровый, как говорили. Безвременная кончина, если только ему кто-то не помог».
Я рискнул взять с собой всю Разведроту, по крайней мере, на часть пути, полагая, что они пригодятся, если потребуется поспешное отступление из Куравеля. Эймонд, недавно вернувшийся с задания вызвать войско Ковенанта, снова был с нами. Когда-то послушник, а теперь формально назначенный Эвадиной просящий, получил несколько ссадин во время приключений в Куравеле и последующего путешествия на север. Более того, я уже почти не видел в этом закалённом в боях солдате того энергичного, идеалистичного юношу, которого тренировал прошлой весной. Его приверженность делу Эвадины осталась, но во взгляде появилась новая осторожность, и она говорила о душе, неоднократно подвергавшейся насилию. После некоторых постыдных пререканий со своей совестью я предложил ему и Эйн присоединиться к нам. Атильтор больше не казался мне безопасным убежищем для неё, каким я его себе представлял. Лилат снова следовала за мной, несмотря на все мои уговоры отправиться домой.
— Эйтлишь дал мне задание, — сказала она, пожав плечами. — Оно ещё не выполнено.
— Твоим заданием было найти Доэнлишь, — напомнил я ей. — А ты только и делаешь, что ошиваешься возле меня. — В моём тоне прозвучала вынужденная резкость, призванная вызвать у неё достаточно раздражения, чтобы она могла отказаться от любого союза, который, по её мнению, существовал между нами. Но это её только повеселило.
— Твоя женщина говорила о моём народе очень плохие вещи, — сказала она, скривив губы в сдержанной улыбке. — Наверняка это тебя рассердило.
Лилат обычно называла Эвадину «твоя женщина», или иногда «женщина, которая много болтает». Чаще всего она смотрела на Помазанную Леди со смутным недоумением, и это выражение усугублялось, когда она разглядывала толпы людей, приходивших слушать проповеди Воскресшей мученицы.