– И чем все закончилось? – без особого интереса спросил Хенгель.
– Зак так и не вернулся, а тот сумасшедший, Кристен, не замолкал, повторяя, что нашел сгусток ярости. Как же его там называют?.. Ах, точно, Асентрит.
– Хм… – промычал бармен. – Мне кажется, я когда-то слышал о нем. И, возможно, видел.
– Видел сгусток ярости?! – с явным подозрением спросил Ягар.
– Да. Твоя жена, когда с похмелья притаскивается ко мне в бар, – вот настоящий сгусток ярости.
Раздался прокуренный смех с соседних столиков, однако после недовольного взгляда наемника, брошенного в ту сторону, гоготанье тут же прекратилось.
– Мы нашли этого придурка в южном районе Топи, недалеко от Огенских полей. Он во всю глотку орал, что почти нашел какой-то там белый город, Кампус, – продолжил Ягар.
Где-то недалеко от входа послышался звонкий удар пивной кружкой по столу, а дальше последовал рык вперемешку с отрыжкой:
– Грязные трусливые куски дерьма, – выругался на весь бар здоровяк.
Лысый и огромный эфилеан. Я не видела его здесь раньше. Возможно, заграничный гость, хотя говорил он на джелийском чисто и без акцента, будто местный.
Он продолжил:
– Меня тошнит от трусов, которые бегут из внешнего мира в белый загон, как испуганный скот, – бандит срыгнул. – Вы должны были размазать его так же, как говно местного пуделя по прогнившему полу.
– Он был слишком жалок, чтобы опускаться до подобного, – усмехнулся Ягар в ответ.
– Я на прошлых выходных придавил пару мелких букашек, они так же пищали про этот Кампус. Такие ничтожные, – парировал лысый эфилеан. – Я прямо-таки упивался их мольбами не убивать. Якобы они так долго искали свое спасительное убежище, что бежали аж с самой Арейна-ден! Кретины же, ну! – басисто рассмеялся он, и вместе с ним засмеялись и другие.
Не в силах слушать тошнотворную беседу, я ворвалась в разговор:
– Тебя так забавляют «мелкие букашки»? Себе по весу, наверное, ссышь найти соперника на мордобой?
– Это кто пропищал? – спросил он, делая вид, будто осматривает зал.
Новая волна смеха окатила прокуренное помещение. Гости бара, обратив на меня все свое «почтенное» внимание, замерли в предвкушении ответной реакции, которая не заставила себя ждать.
– Такое отребье, как ты, должно махать кулаками с теми, кто равен по силе, тупое ты ископаемое.
Бар замолк.
Возможно, я поступила опрометчиво, так ответив эфилеану в три раза больше меня, но если кто-то собрался словесно поносить мою мечту – молчать не стану. Просто не смогу. Слишком многое было пройдено в открытом мире в поисках этого Кампуса. Слишком много шрамов с малых лет оставлено на теле на пути к мечте.
Эфилеан поднялся из-за столика, вразвалочку подошел, почесывая лысину, и насмешливо спросил:
– Так-так, что у нас тут? – Он осмотрел меня. – Соплячка в платке, с грязным лицом, пьет пиво по вторникам и вы-глядит как потрепанный кирзовый башмак. Ты похожа на наемницу.
– Не трогай беженцев, кусок вонючего дерьма.
– Я их не трогаю, я их топчу!
– Они просто хотят мира, пока ты бьешь морды и наслаждаешься месивом в Бездне страха, – рявкнула я, на что лысый хищно улыбнулся, обнажив весь кривой зубной ряд, и, наклонившись к столику, прорычал:
– Я эфилеан. Я хищник. Если хищник видит добычу, он атакует. Сильный поглощает слабого. Убей – или будешь убит. Слизняки, которые щебечут про спасительное белое убежище, – мусор.
Я схватила стакан, и пиво тут же разбрызгалось по его лицу, окатив даже тело. Тишина в баре, до этого разбавляемая редкими короткими диалогами, стала действительно «гробовой».
Облизнув губы и протерев глаза рукавом, здоровяк хищно оскалился. Замах – и тяжелый кулак тут же прилетел мне в челюсть, я мгновенно оказалась на полу. Рука молниеносно коснулась клинка на ремешке, и, вскочив, я бросилась на здоровяка, успев слегка порезать его щеку. Эфилеан снова замахнулся, но тут на нас со спины накинулись гости, под недовольные возгласы скручивая руки обоим. Полицейские же так и не сдвинулись с места, наблюдая за обыденными разборками в старом баре.
Нас вышвырнули на улицу. Здоровяк бросил на меня озлобленный взгляд и, вероятно, рассмотрев опухшее от удара лицо, скривился.
– Соплячка. Еще раз откроешь рот – раздавлю.
– Беженцы – простые эфилеаны, сучий ты потрох. Узнаю, что приложил к ним свои ручищи, – зарежу.