По выражению лица папы было видно, что Андрей ему явно нравится.
– Хорошо, молодой человек, я выслушаю вас, – пообещал отец. – Приходите в воскресенье к пятнадцати часам. А сегодня – до свидания, – папа имел привычку ценить своё и чужое время, поэтому обычно долго не расшаркивался ни перед кем. Вот и сейчас, попрощавшись, тут же вышел, бросив мне: – Илона, проводишь гостя – зайди ко мне. Я хочу выслушать твою версию, почему ты сегодня не взяла трубку, когда я весь вечер звонил.
– Да, папа, – обречённо пообещала я, понимая, что предстоит либо рассказать о Марате, но неизвестно, как отцу понравится то, что тот ухаживает за мной, либо соврать. Но последнее мне давалось с трудом. Отец без труда распознавал мою ложь, и в два счёта выводил на чистую воду, а мне потом было неловко.
– Не переживай, – посочувствовал мне Андрей. – Если хочешь, можешь отцу сказать, что телефон в лаборатории забыла, а потом пришлось вернуться за ним. Это заняло бы часа три не меньше. А потом со мной на автобусе добиралась…
– Да он меня в два счёта расколет, – махнула я рукой.
– Не расколет, если проговоришь сейчас всё так, словно это происходит на самом деле, – посоветовал он, застёгивая куртку. – А ты что не одеваешься?
– А мне то зачем? – опешила я.
– Ну, как, – усмехнулся он. – Аркадий Евгеньевич наверняка проследит в окно, провожаешь ты меня, или нет.
– В смысле? – тупила я.
– В прямом, – вздохнул он. – Если ты собираешься рассказывать, что приехала со мной, то и провожать пошла бы. А так, он усомнится. Мне-то всё равно, просто хотел тебе помочь.
– Спасибо, Андрей! – оценила я его совет, надевая куртку и сапожки.
Глава 9. Воспоминания. Марат
Марат.
Время, проведённое с ним, было похоже на прыжок с завязанными глазами – никогда заранее не знала, где приземлюсь.
Мы с ним встречались уже почти год, но я так и не понимала, как на самом деле он ко мне относится. Мы не созванивались, обычно он сам появлялся из ниоткуда и в прямом смысле похищал меня. И каждый раз это был фейерверк впечатлений.
Затем исчезал, не звонил. У меня после каждой встречи пропадал сон в ожидании следующей встречи. Но проходил день, другой – Марат словно забывал обо мне. Пережив всю палитру эмоций от трепета ожидания до негодования от неизвестности, я, наконец, про себя посылала его подальше и пыталась не думать о нём, тогда он снова врывался в мою жизнь, и я мгновенно забывала, что злилась на него.
Конечно же, я пыталась выведать у него хоть что-то: кто он, откуда и какие у него цели на будущее, но он всякий раз отшучивался. Мне было обидно. Я не могла понять, почему он так со мной. Ведь другие девчонки если встречались с парнями, то у них и планов совместных было громадьё. Хотя, конечно, планы были постоянными, а пацаны менялись.
Зато у меня вообще ничего не было понятно. Если бы спросили: "У тебя есть парень?", то я бы однозначно не смогла ответить.
Могла ли я назвать Марата своим парнем, если вообще ничего о нём не знала?
Представление о нём я складывала по крупицам. Словно он состоял из множества мелких частей рассыпанного пазла, и мне предстояло собрать картину, не имея образца.
По тому, как он таскал меня то на скалодром, то на концерт заезжей группы послушать этномузыку, то в цирк, то на соревнования по мотокроссу, эта картинка не складывалась.
Как-то весной он встретил меня после занятий в университете на байке и мы за несколько часов объехали половину Нижегородской области. На вопрос: "Откуда у тебя байк?", снова отшутился, сказав "Угнал не глядя". И в его чёрных глазах при этом плясали смешинки.
Обижаться пробовала, но из этого ничего не получалось. Он способен был, что угодно превратить в шутку, и я тут же забывала про обиды.
Папа как-то уехал на несколько дней в командировку, оставив меня с тётей, маминой сестрой. Накануне я проговорилась об этом Марату.
На следующий день он заявился к нам в гости и умудрился обаять не особо разговорчивую тётушку Нонну так, что та в итоге прониклась его рассказами про яхт-клуб и неожиданно высказалась, что никогда не каталась на яхте, но когда-то в юности мечтала об этом.