— Так что? Считаешь, я должен с этим смириться, даже если меня от этого с души воротит? Даже если я искренне верю, что это неправильно, что это грех против Господа — отдавать нашу землю? Скажи мне честно, а сам ты бы так поступил?
— Бенька, если тебе нужно, чтобы я тебя благословил, то ты этого не дождешься. Я бы с радостью, конечно. После того, что случилось, после того, как я поступил, мне бы очень хотелось выполнить твою просьбу. Но как бы я тебя ни любил, как бы ни хотел тебя порадовать, я не могу тебе лгать, сын. Я люблю тебя и именно поэтому не могу тебе лгать.
— Ты уже солгал.
— Ложь лжи рознь.
— Это ты так считаешь.
— Таков твой отец — отнюдь не идеал.
— И это все, что ты можешь мне сказать?
— Ты спрашиваешь, как бы я поступил на твоем месте. Задам тебе встречный вопрос. Что станет с нашей армией и нашей страной, если солдаты начнут решать, какие приказы выполнять, а какие нет? Одни считают, что разрушать поселения неправильно, другие считают, что они незаконно заняли эту землю.
— Значит, мы должны идти против своей совести и просто ждать следующих выборов? Разве так ты поступал в Советском Союзе?
— Что бы кто ни говорил, но сравнивать Израиль с Советским Союзом еще рановато.
— Я не об этом. Я говорю о душе. Когда у человека душа кричит: нет! Что тогда ему делать? Не обращать внимания? Если ты видишь, что твоя страна катится в пропасть, ты не станешь ничего предпринимать? Ведь потом может стать слишком поздно.
— Ты так считаешь?
— Ты сам так говорил.
— Я говорил как политик, а не солдат. А это не одно и то же.
— Не вижу большой разницы.
— Что тут скажешь, Венька? Поступай, как считаешь нужным.
— И ты не поддержишь меня?
— Если ты нарушишь приказ, нет. Прости.
— Но говорю же тебе, у меня нет выбора.
— Неправда. Когда кажется, что выбора нет, просто присмотрись получше. Выбор есть всегда. И третий вариант найдется, и даже четвертый. Хватит ли нам духу сделать этот выбор — дело другое. И я тут грешен не менее кого угодно.
Одиннадцать
Лиора и Светлана смотрели в глубь коридора, где скрылся Котлер. Обе ощущали неловкость, сидели, уставившись в одну точку. Сказать друг другу было нечего, а деваться — некуда. Лиора обвила пальцами чашку, смотреть на Светлану она избегала. Если нужно, она могла сидеть так часами. Сколько раз ей приходилось просиживать в правительственных кабинетах и приемных, ведя молчаливую войну с секретарем или референтом соперничающей стороны. Сколько раз во время последнего раунда переговоров ее вместе с младшими членами палестинской делегации удаляли из зала, и она сидела, глядя на закрытую дверь, за которой шли бесплодные прения.
Она с детства была приучена ждать. Ждали ее родители. Праведные, неукротимые, неприметные люди. Скромные герои, их имена, в отличие от имен Котлера, Мирьям и им подобных, не мелькали на страницах газет. Но ждали они не менее достойно. И на их личном примере Лиора получила свой самый первый и самый ценный урок. Железный урок: «Мы переждем всех и вся». Этот урок уже несколько тысяч лет придавал евреям силу, определял их характер. Но и их врагам он тоже придавал силу, тоже сказывался на их характере. Мастерами ждать были и те и другие. По разные стороны стола ли, забора ли — они ждали, что их противник исчезнет с лица земли.
Светлана поерзала на стуле, отодвинула его и встала. Лиора краем глаза проследила, как она выходит из кухни. И продолжила сидеть, не поворачивая головы, но изо всех сил напрягая слух. Ей хотелось уловить хоть слово из телефонного разговора Котлера, но слышны были только шаги Светланы — она прошла по коридору и скрылась в большой комнате. Послышался скрип двери, тяжелые, приглушенные шаги. Потом раздались более трудно определимые звуки — шорох выдвигаемого деревянного ящика, щелчок застежки, шуршание бумаги. Затем все эти звуки — в обратном порядке; наконец Светлана вернулась на кухню, подошла к Лиоре и протянула ей стопку купюр.
— Здесь все деньги, — сказала Светлана. — Я не удержала с вас за эту ночь.
— Ваше право, — сказала Лиора. — Но деньги Баруха, не мои. Отдайте их ему.
— Но я их уже принесла. Какая разница, кому брать?
— Я же сказала. Деньги его. Отдайте их ему. Я их не возьму.
Светлана уставилась на деньги, словно столкнулась с какой-то невероятно сложной дилеммой. И наконец нашла решение: положила купюры на стол. Села на свое место, и между ними снова воцарилось молчание. Только теперь Светлана в упор смотрела на Лиору, явно и откровенно ее изучая.