Я поднимаюсь по ступенькам, но чувствую ее взгляд в спину.
— В восемь. Салата с курицей будет достаточно.
— Марат Игоревич уже отдал распоряжения.
«Ах, ну да. Я и забыла, что в этом доме даже у сторожевых собак больше прав голоса, чем у жены его хозяина».
Жаль, что не могу сказать это вслух.
— Спасибо, Агата.
Поднимаюсь к себе, стараясь не обращать внимания на камеры слежения. Некоторые торчат прямо из-за какого-то предмета интерьера, но есть еще и те, которые хитро замаскированы в каких-то мелочах. После того, как в дом проник сын Марата, охрана несколько дней наводила «шмон» и устраняла бреши. Как будто сюда пробрался маньяк-убийца и вырезал весь штат сотрудников. В не рыжий мальчишка, который…
Я открываю дверь и застываю на пороге.
— Зашла и закрыла дверь, страшилка, - усмехается Рыжий Дьявол, лежа в моей постели совершенно голый, только слегка прикрытый ниже пояса краем одеяла. – А то поднимется шум, прибежит охрана и тебе придется объяснять, откуда в твоей постели взялся голый пацан. Или, погоди… - Он кривляется, делает вид, что серьезно над чем-то размышляет. – Откуда он взялся в семейной койке Марата Островского, помешанного на подозрениях в измене. Сначала, страшилка, он выбьет тебе зубы и отобьет селезенку, а потом, может быть, подумает: «Может, стоило сначала спросить?»
Наверное, у меня просто шок.
Наверное, я просто устала.
Наверное, я просто знаю, что мальчишка, даже если откровенно издевается, абсолютно прав.
Или какая-то другая из причин, которые придут мне в голову когда-нибудь потом.
Но я делаю шаг в комнату и закрываю за собой дверь.
Рыжий усмехается. Стреляет в меня своими дикими глазами цвета мертвого ледяного неба.
— Умница, страшилка. А теперь постарайся не шуметь – я чертовски не высыпался в последние дни.
Я даже рот не успеваю открыть. Или просто не хочу?
Потому что в голове возникает картина, на которой Марат выкручивается от бессильной злости, когда узнает, что его «ложе» осквернил другой мужчина, пусть даже собственный сын. Он бы был в ярости. В бешенстве. Но все равно уже ничего не мог бы с этим поделать.
Потому что никакие меры безопасности и вышколенные охранники не могут помешать этому мальчишке проникать в дом.
Всевышний, прости меня за эти помыслы, но, надеюсь, мальчишка обязательно отметится о своем присутствии каким-нибудь… поганым способом.
Глава тринадцатая: Анфиса
Глава тринадцатая: Анфиса
Он правда засыпает.
Причем буквально на глазах, вырубается за считанные минуты, о чем сообщает громким выразительным сопением в подушку. Разворачивается на живот, укладывает руку на мою подушку.
Одеяло сползает ниже.
Обнажает выразительные ямочки над ягодицами.
Я закрываю глаза, по памяти пододвигаюсь максимально близко, нащупываю край одеяла и что есть сил тяну его вверх. Мальчишка даже не шевелится.
Сажусь на пуф и соображаю, что делать.
Наша с Островским спальня – единственное место в доме, где нет устройств слежения. Он достаточно безумен, чтобы подозревать всех и вся, но при этом слишком много мнит, чтобы поверить в то, что кто-то может проникнуть в его личную комнату. Как будто это слишком даже для совсем отбитого психа.
Его сын это знает, раз пробрался именно сюда.
Интересно, что между ними произошло?
И что мне теперь делать со всем этим «счастьем»?
«В любой непонятной ситуации, - как любила говорить Света, - всегда принимай душ».
Я долго моюсь, привожу в порядок волосы, потом наношу на кожу лосьон с молоком и миндальным маслом. Если и есть что-то хорошее в моем браке, то это возможность пользоваться дорогими средствами ухода. Их покупает лично помощница моего мужа. Но мне нравится абсолютно все, что в итоге появляется на моей полке в ванной или на туалетном столике.
Когда выхожу, мальчишка все так же безмятежно спит. Ему как будто плевать на то, что три недели назад в этом же доме отец чуть его не убил.
Я спускаюсь к ужину, но аппетита в моем арсенале не было уже давно.
Ковыряю салат без аппетита, а потом прошу сделать мне тосты с ветчиной, сыром и овощами. И чашку чая. Мягко, но настойчиво отказываюсь от помощи управляющей, беру поднос и сама несу все это в комнату.