Итак, они вымерли, — продолжала Бриша, — а века или тысячелетия спустя на астероидном поясе начались разработки шахт. Никто бы не стал подкапывать жильё администрации, если бы не залежи руды, обнажившиеся из–за того, что минокки объели всю кремниевую породу вокруг.
— Дальнейшее можно себе представить, — сказал Джейсен.
— Прошу.
— Длительное пребывание рабочих в штольне с тёмной энергетикой приводило к странным инцидентам. У народа случались видения, чувствительные к Силе проявляли странные умения. Не исключено, что они настраивались на волны ваших минокков, вели себя соответственно и были признаны невменяемыми.
— Очень проницательно, — кивнула Бриша. – Тогдашний директор подал прошение, закрыл шахту – остальные проекты на астероидном поясе не пострадали – и скрыл произошедшее под семью печатями. Он сам был чувствительным к Силе, и пробовал всякие трюки, экспериментировал, осваивал и испытывал новые навыки. Когда этот астероидный пояс перестал приносить прибыль в качестве добывающего предприятия, директор всё прикрыл, старательно всё уладил, чтобы постройку оставили и забыли… а потом и сам оставил это место, нашёл ситха, стал его учеником и явился галактике как Дарт Вективус.
— Никогда не слышал, — сказал Джейсен.
На лице Бриши проявилось раздражение.
— Это потому, что он не творил зла. Не пытался завоевать галактику, стереть с поверхности население целой звёздной системы или завязать смертельную битву с джедаями. Он просто жил и познавал. И умер от старости, окружённый родными и друзьями.
Во взгляде Нилани было сомнение:
— Покровитель творческих личностей, спонсор благотворительных акций и изобретатель циклонического хайбола, любимого всеми островными туристами алкогольного напитка.
— Насмешничаешь, — произнесла Брийша, — и это хорошо, но делаешь это от невежества, что уже плохо. Ты ничего не знаешь о Дарте Вективусе.
Нилани ответила с ледяной улыбкой:
— Включая то, существовал ли он когда–нибудь, и был ли таким милашкой, каким вы его описали.
— Ты сможешь увидеть истину только через познание.
— А как он удержался от того, чтобы поддаться жадности и погибнуть от неё? – спросил Джейсен.
— А, это легко. Он приучил себя к строгим этическим нормам ещё до того, как почувствовал первый толчок с тёмной стороны. Он был матёрый, изворотливый бизнесмен с великолепно сбалансированным чутьём на выгоду и справедливость, и шепотки соблазна игнорировал с той же лёгкостью, что и докучливое мягкосердечие, — произнося последние слова, женщина глянула на Нилани, а потом снова обернулась к Джейсену. – Ситхи, известные своей злобностью, Джейсен, были таковыми, потому что были заведомо ущербными мужчинами и женщинами. А не потому, что они были ситхами. Как правило, они были слабыми, обманутыми или просто жадными с самого начала. Как твой дед. Я, к вашему сведению, была с ним знакома.
Джейсен тряхнул головой.
— Откуда мне знать? Я–то вас первый раз вижу.
— Ещё бы. Я тогда не под настоящим своим именем жила. Было не очень уместно.
— Значит, вы говорите, что не собирались нас убивать, приглашая сюда.
— Верно.
— И сделали это не оттого, что ужасно одиноки или хотели похвастаться апартаментами.
Улыбка Бриши снова стала выражать подлинную радость.
— Нет.
— Так зачем?
— Потому что в пещерах, где тёмная сторона ещё сильнее, засел Повелитель ситхов, и мне не хотелось встречаться с ним один–на–один.
Система Кореллия, орбита Тралуса
Лея и адмирал Лимпан сидели в офицерской столовой, а на ослепительно белом столе между ними дымились чашки с горячим кафом.
— Галактический Альянс поддаётся старому предрассудку, полагая кореллианцев непослушными детьми, — сказала Лея. – Это не так. Эти люди так и не утратили азарта первопроходцев, несмотря на то, что их система находилась в покое на протяжении тысячелетий. Задор первопроходцев, их неприятие авторитетов, их презрение к трудностям и излишним размышлениям. Видя в них лишь детей, вы неизбежно забудете, какими опасными они могут быть.
Лимпан произнесла:
— На удивление беспристрастно из уст женщины, которая замужем за кореллианцем.
— Хэн – один из опаснейших людей в галактике, — ничуть не смутившись, сказала Лея. – И я больше тридцати лет горжусь тем, как он проявляет эту свою черту…