Я пришел взглянуть первым делом на Караваджо, но настроение благоприятствовало долгим и бесцельным блужданиям по семи столетиям живописи. Хотя я не мог забыть о своем обещании Джованне, равно как и отделаться от чувства вины перед Алессандро, все же сумел отвлечься от грустных мыслей и насладиться теми картинами, какие пришлись мне по вкусу, а также внимательно ознакомиться с теми, которые путеводитель относил к важным вехам в истории живописи.
Протяженные залы заполнены туристами. Переходя из одного зала в другой, я вижу одни и те же лица, но ни о ком нельзя сказать, будто они следят за мной. Я ухожу, второй раз пройдясь по средневековой экспозиции, и сажусь на скамейку в саду, откуда открывается вид на город; рядом нет никого подозрительного. Я настолько расслабился, что задремал под пальмовыми опахалами. Прошло с полчаса, когда позади меня послышалась английская речь. Открыв глаза, я глянул через плечо. Молодая пара, обоим года двадцать три — двадцать пять, остановилась в нескольких шагах от меня. У парня два фотоаппарата, и он что-то мудрит с объективами и пленкой. Девушка же карандашом на бумаге набрасывает эскиз — открывающийся отсюда вид, панораму Неаполя, нисходящего к заливу. Мы улыбаемся друг другу. Меня так и подмывает представиться, завязать разговор, рассказать о пережитом, только боюсь, что это их отпугнет. Я и в самом деле чувствую себя странновато. Я здесь уже почти две недели, и бывали дни, когда я, считай, ни с кем не общался вообще, а если и говорил, то на примитивном, лишенном грамматики итальянском либо на упрощенном, ломаном английском. Даже с Луизой (единственный человек, с кем я мог бы нормально беседовать) мне нелегко поддерживать разговор: сказывается наша нежданная близость, слова и фразы начинают звучать до странности интимно, прямо какой-то тайный язык получается.
Повернувшись, обращаюсь к английской паре: «Привет». Они отвечают: «Привет», — но больше никак не выражают желания продолжить разговор. Снова занимаю полулежачее положение и закрываю глаза. Девушка окликает меня:
— Вы в Неаполе остановились?
Снова поворачиваюсь корпусом и смотрю на них, уже жалея, что вообще открыл рот. Девушка повторяет вопрос.
Я не спешу с ответом. Рассказать им все, что произошло со мной с тех пор, как я сюда приехал: от неожиданной болезни до свидания с сестрой убийцы из каморры? Вместо этого произношу:
— Я живу здесь. — Не хочу, чтобы меня считали заурядным туристом, чтобы эти двое думали, будто мы одного поля ягоды.
— Серьезно? — ахает девушка. — Где?
Тут можно сказать правду.
— В Центро сторико… старом городе.
— Надо же! А мы в Сорренто остановились. Если честно, жаль, что нам не хватило храбрости. Неаполь кажется таким… таким волнующим, опасным.
Не отрываясь от фотоаппарата, ее спутник говорит:
— Нам советовали не останавливаться в Неаполе.
Я на это не отвечаю ничего. Может, и правильно их предостерегали.
— Это опасно? — спрашивает парень.
— Это миф, — слышу я собственный голос, но собеседники в общем-то слова мои пропускают мимо ушей.
— Так всегда бывает, — бросает парень, протирая линзы фотоаппарата мягкой зеленой тряпочкой.
Что бы они подумали, расскажи я им о том, что со мной приключилось? Поверили бы? Наверное, нет.
— Давно вы здесь живете? — спрашивает девушка, широко улыбаясь.
— Два года.
— И чем вы здесь занимаетесь?
Тут надо подумать. На ум приходит: обучаю английскому как иностранному языку, — но я выбираю более уникальное для этого города занятие.
— Работаю в университете. Изучаю папирусные свитки из Геркуланума.
Девушка толкает локтем своего приятеля. Тот толкает ее в ответ, восклицая:
— Жюль! Осторожнее. У меня же камера.
Жюль закатывает глаза, потом спрашивает меня:
— И про что в них?
— О чем в них говорится? О многом. В основном о том, как жить.
Девушка переваривает услышанное и интересуется:
— А на каком они языке?
— На греческом. Древнегреческом.
— И вы можете это прочесть?
Отрывисто киваю: это, пожалуй, выглядит не столь большой ложью, как произнесенное «да».
— Надо же! — восклицает она. — И что в них написано?
— Написано в них, что нужно стараться жить просто: пища, кров, друзья.
— Звучит как-то скучновато.
— Я еще не закончил, — продолжаю я. — Нужны еще любовь и опасность.
— Правда? — Эти слова вызвали у Жюль гораздо больше восторга. — И поэтому вы живете в Неаполе? Вы влюблены? — Она уверена, что я и живу так, как предписано.