– Хорошая сказка, надо будет прочитать, – рассмеялся Турецкий. – Так ты, стало быть, сам признаешь, что могучий олигарх всего лишь жалкий уродец? Что же за версия странная с катастрофой?
– Ну, во-первых, с его темени еще не все волоски вырваны. Во-вторых, жизнь все-таки не страшная сказка, а гораздо страшнее. И потом… Сейчас народ подойдет.
– Константин Дмитриевич, в приемной Вячеслав Иванович и Игорь Николаевич. И Левин.
– Пусть заходят, – дал указание Костя и взглянул на Турецкого. – Вот, сейчас все обсудим.
«Ай, Клавдия! Как она искусно маскирует свою симпатию к Олегу! А заодно и чинопочитание. Начальника МУРа и полковника ФСБ по имени и отчеству, а Олежку, между прочим, „важняка“ и к тому же (как подозревал Саша) предмет тайных воздыханий, так того – небрежно так, по фамилии. О женщины, коварство ваше имя! Однако, если Костя вызвал Самойловича, свое, так сказать, „доверенное лицо“ в Конторе, разговор будет конфиденциальным» – так думал Турецкий, поднимаясь навстречу входящим товарищам по службе и жизни.
– Здравствуйте, Константин Дмитриевич, – раздалось недружное трио мужских голосов.
– Доброе утро, товарищи. Проходите, рассаживайтесь.
– Ого, какой загар! – хмыкнул Грязнов, хлопая Сашу по плечу.
– Здравствуйте, Александр Борисович, – растянул пухлые губы в улыбке бывший когда-то стажером Турецкого «важняк» Олег Левин.
– Рад приветствовать, – суховато поздоровался Самойлович, протягивая мягкую, пухлую руку.
– Что ж, начнем, – передвигая на столе бумаги, произнес Меркулов. – Я пригласил вас сюда в связи с авиакатастрофой, произошедшей вчера возле Воронежа. Генеральному звонил президент. И просил выяснить все обстоятельства этой катастрофы, учитывая и тот факт, что в ней погиб член семьи бывшего руководителя государства. У меня эта авиакатастрофа помимо скорби о погибших в ней людях также вызывает ряд вопросов. Сначала предлагаю заслушать начальника МУРа. Я просил Вячеслава Ивановича Грязнова собрать все, что известно на данный момент по этой катастрофе. Слушаем, Вячеслав Иванович.
– Катастрофа произошла двадцать третьего августа, то есть вчера, в двенадцать часов двадцать две минуты по московскому времени, на борту самолета ТУ-154, рейс 2318 Москва – Ларнака. Жертвы катастрофы – девяносто шесть пассажиров и члены экипажа. Отправление рейса по графику – десять ноль шесть. Но самолет вылетел с опозданием на один час пятнадцать минут. Задержка рейса, как я выяснил, была связана с неожиданным решением гендиректора «Аэрофлота» Владимира Михайловича Сомова лететь этим рейсом на Кипр. Кстати, уже в воздухе, через десять минут после взлета, он звонил по мобильнику жене, сообщил, что улетает на день-два в Ларнаку. С ним были четверо. Двое охранников, референт и юрист. Вся эта пятерка занимала бизнес-класс. Из-за этого и задержка рейса произошла. Пришлось пристраивать пассажиров, купивших билеты на этот же рейс и тоже бизнес-классом. По данным, которые мы получили, на борту произошел взрыв.
– Взрыв? – переспросил Турецкий.
– Да, именно взрыв, – повернулся в сторону друга Грязнов. – Взрыв зафиксирован на радарах наземных служб сопровождения. Взрыв произошел в середине корпуса, самолет фактически был разломлен надвое и падал двумя крупными фрагментами. Это было хорошо видно на радарах.
– Еще раз: какая модель?
– ТУ-154, самая ходовая модель отечественной авиапромышленности, как известно. Обычный рейс на Кипр. Сейчас таких три-четыре в неделю из Шереметьева отправляется. Да еще чартерные рейсы.
– Какова схема расположения помещений на борту? – спросил Меркулов.
– Стандартная. Кабина пилотов, далее бизнес-класс, хозблок и общий салон. Взрыв произошел в месте расположения хозблока.
– А что бортовые системы? Связь с пилотом?
– Последний выход на связь с бортом был произведен в двенадцать часов четырнадцать минут. То есть за восемь минут до катастрофы. Все бортовые системы работали нормально. Мне передали по электронке распечатку разговора наземного диспетчера с пилотом. – Грязнов положил на стол лист бумаги с компьтерной распечаткой. – Прочесть?
Меркулов молча кивнул. Грязнов нацепил на нос очки, начал читать: