Здорово помогла и погода. Хотя синоптик и предупреждал, что на маршруте возможна встреча с кратковременными зарядами дождя и снега, небо было чистым и прозрачным, как хрусталь. Тронь — зазвенит. С большой высоты мишень на бледно-зеленом замшелом болоте, отведенном под полигон, была видна отчетливо, точно приподнятая на ладони. При такой видимости промахнуться мог, пожалуй, только слепой, и все штурманы нашего звена отбомбились метко. Следом к мишени шли экипажи Пономарева и Зубарева. Можно было надеяться, что не промахнутся и они.
Зубарев стартовал с аэродрома последним. Его штурман Владимир Пинчук частенько «прокатывался на тройках», вот майор Филатов и наметил для него время удара в заключение, чтобы он приободрился, узнав об успехе впереди идущих.
По-своему воодушевлял своего штурмана Зубарев. Перед вылетом он его предостерег:
— Смотри у меня!
— Помолчи, Николай, а то катапультируюсь над целью, — отшутился Пинчук, но выражение его лица было тревожным. Он медведем влез в лямки парашюта, потоптался возле стремянки и, нахмурясь, буркнул: — Ладно, буду стараться. Только чтобы режим на боевом курсе — по струнке…
Относились они друг к другу с ворчливой доброжелательностью. Роль старшего, как положено, твердо и бесповоротно взял на себя Зубарев, верховодя над великаном-штурманом во всем.
В их комнате Пинчук вечно что-то ронял, разбивал, забывал положить взятую вещь на место. Николай этого терпеть не мог. Не найдя нужной ему книги или зеркала, он тотчас напускался на Владимира:
— Твоих рук дело!
Пинчук безропотно прибирал за собой.
Таким же строгим Зубарев был и к себе. Пилотируя машину, он исключительно точно выдерживал заданные штурманом высоту, курс и скорость. Поэтому и в сегодняшнем полете им удалось положить бомбу почти в центр мишени.
Строго соблюдая временные интервалы, наши экипажи возвращались на аэродром. Настроение у всех было праздничным. Однако полет еще не был закончен, и неожиданно нагрянула беда. Каверзу нам подстроила северная погода. С утра, заманивая бомбардировщики в ловушку, она расстелила перед нами красивый ярко-синий ковер июньского неба, а когда мы удалились от своего гнезда на расстояние предельного радиуса полета, она вдруг кинулась на нас лохматым чудищем. С запада, перерезая нам дорогу к аэродрому, в сторону Крымды двинулись неисчислимые полчища туч.
— Всем немедленно возвращаться на точку! — тотчас забил тревогу руководитель полетов. — Как поняли? Прием…
Небо всегда загадочно. Сотнями оптических и радиолокационных глаз следит за ним земля, прощупывая каждый километр безбрежного пятого океана, чтобы немедленно оповестить летчиков о первом признаке опасности. В наше время синоптики научились давать довольно точный прогноз. Но случается всякое. Ведь одно и то же метеорологическое явление от тысячи самых различных причин всякий раз оказывается новым, необъяснимым.
Коварна стихия. Порой из легких на вид пушистых облаков никто не ждет и редкого дождика, а оттуда вдруг сыпанет град. Ладно, если он окажется мелким, быстро тающим снежным горохом. А то ведь бывает и с голубиное яйцо. Несдобровать самолету. Были случаи, когда фюзеляж и плоскости становились рябыми от вмятин, будто изрытые оспой.
Плохи шутки и с грозой. Держись подальше, не дразни ее, не лезь в пекло: задаст трепку! А от молнии возможен пожар. Впрочем, не только электрические разряды таит в себе грозовой фронт. Угодишь ему в пасть — драконьи челюсти лязгнут гигантской камнедробилкой, и летающая громада превратится в жалкие изжеванные обломки.
Да что гроза! Известные всему Аэрофлоту небесные «ямы», точнее, обычная воздушная качка и та всегда разная — от еле ощутимых толчков до невероятных бросков. Под ее ударами стальные балки самолета и дюраль обшивки хрустят иногда, как лед под гусеницей танка.
В тот летный день внезапное ухудшение погоды застигло врасплох и дежурного синоптика, и руководителя полетов. А самым опасным было то, что никто из нашей четверки не имел еще допуска к слепым полетам. Закроет облачность аэродром — не пробиться нам к невидимой земле. Вдобавок неизвестно, какой будет нижняя кромка туч: опустится до сопок — ловушка, считай, захлопнется. А надвигался, судя по всему, так называемый холодный фронт.
— Всем срочно на точку! Скорость — максимальная! Идти по прямой! — летели в эфир тревожные распоряжения. — Посадка — с ходу!
Как цыплята от коршуна, убегали самолеты из далекого поднебесья. Это были настоящие гонки. Каждый стремился побыстрее снизиться и напрямую вывести самолет к посадочной полосе, пока она еще вовсе не закрылась туманной мглой. Я даже планировал, не сбавляя оборотов турбин, и в их тягучем гудении чудились раздраженно-нетерпеливые нотки.