— Если сначала нас пытались напугать, то сейчас уже пытаются, по-моему, просто убрать. Но неуклюже как-то, неубедительно. Парни эти накачанные, травля собакой… Если бы хотели, то давно справились бы. Вот что я думаю: мы имеем дело с непрофессионалом, дилетантом. Ему кажется, что мы чем-то ему помешали, И этого человека нужно искать явно в семье Ивана и Гали. Потому что они родственники покойной Эске. А началось все именно с нее, с того, что она мне успела сказать о голосах.
— А что успела?
— Ничего конкретного, мешанина какая-то: кому-то зубы вставляли, видите ли, и он слегка пришепетывал. А потом перестал, и голос стал другой. И может ли такое быть? Я ей сказала, что, конечно, может, если человек привык к протезам. Но она засомневалась, кажется, потому что уж очень долго длилось это пришепетывание. А у нее слух потрясающий, и она говорила, что никто, кроме нее, этого не слышал. Попробуй тут, разберись, правда ли это или тараканы в голове! Это же был день нашего приезда, я устала и не сосредоточилась по-насто-ящему. Однако, судя по последним и сегодняшним событиям, старушка Эске и вправду услышала что-то важное… Ты чего скис? Болит что-нибудь? — встревожилась Лученко.
— Нет, — растерянно сказал Андрей. — Просто вспомнил… Жаровня с женой весной был у меня в гостях, в Киеве. И у Ивана зуб болел… Вот черт! Но я не знаю, есть ли у него вставные зубы, в рот не заглядывал.
Вера помолчала, восстанавливая дыхание.
— Иван… Он твой друг, конечно. Но я должна подумать, мог ли он… У каждого человека есть что-то свое, потайное. И нельзя ничего знать досконально о самом близком друге.
Андрей подавленно молчал.
— Ладно, довольно об этом, — сказала она.
— Что делать будем, доктор? — Он взял ее за руку и не выпускал из своей.
— Пойду к себе, буду думать и вычислять. Нужно же защитить себя и свою семью! Кроме того, хочу съездить в Коктебель, познакомиться с остальными членами семейства. Организуешь поездку?
— Конечно. Иван позвонит Кадмию и попросит прислать за нами микроавтобус. Завтра как раз девять дней, помянем их родственницу, тетю Катю. Только чур, едем все вместе.
— Хорошо, что Иван будет с нами. Понаблюдаю еще за ним… Но прежде всего нужно вывести из-под удара детей. Они пойдут с питерскими ребятами в поход на Тарханкут. Там их никто не достанет. А пока мы не будем оставлять их одних ни на минуту. Твоя помощь и охрана действительно необходимы.
— И мы окажемся с тобой вдвоем? — Андрей так откровенно обрадовался перспективе остаться с Верой наедине, что она рассмеялась.
— Андрей! Ты ведешь себя неприлично. — Она строго посмотрела на друга, но бархатный голос выдавал, что и ей по душе такая перспектива.
Он обнял женщину за плечи и поцеловал. Они целовались долго, как старшеклассники, сбежавшие с уроков, — до тех пор, пока солнце не село за горизонт.
Чувства перехлестывали через край души, словно волны в шторм через волнорез, и все остальные события потускнели. Оба они хотели только одного: остаться наедине.
Потому что даже когда опасность ждет тебя, как голодная собака подачку, — любовь важнее.
10. ТРИНАДЦАТОЕ ЧУВСТВО
День был сегодня по-особенному жаркий, солнце огнеметом простреливало маленький дворик. Люди тяжело дышали и обливались потом. Особенно страдал шерстяной Пай, поэтому решено было не брать его в дальнюю поездку, а оставить дома. Вера отдала ему свои тапочки, песик улегся под кровать, подсунув тапок под белую морду, и его карие глаза ясно говорили: «Конечно, вам хорошо. Сами идут гулять, будут обнюхивать кустики и задирать на них ногу. А я тут оставайся». Однако ясно было, что он сладко проспит несколько часов.
Вскоре пришли Иван, Андрей и сестра покойной хозяйки. Галина с водителем остались ждать в микроавтобусе на улице.
Светлана Павловна Эске оказалась женщиной маленького роста и энергичной, внешне очень похожей на свою сестру, но без ее доброжелательности. Иван Жаровня жаловался, что она могла между прочим, как бы без всякой задней мысли, сказать человеку нечто весьма неприятное. Зато любой намек на подобные высказывания в свой адрес воспринимала болезненно.
Она тут же сообщила, что похороны сестры и вообще печальные хлопоты свалились на ее плечи, что без нее тут все пропали бы, потому что бездельники. Гордо заявила, что после прочтения завещания, хранившегося в городской нотариальной конторе, квартира на Карла Либкнехта, где живет семья Лученко, стала ее собственностью. Затем быстро решила с Верой все бытовые вопросы, с удовольствием взяв с нее двести долларов за проживание, и заверила ее, что комната будет закреплена за ними до конца отпуска, а уж потом они решат с Галиной, что делать с этой квартирой дальше. Она говорила чисто по-уральски, сокращая гласные в словах: «умет» вместо «умеет», «сделат» вместо «сделает»: