Они прошли мимо продавцов морских раковин, разных изделий из них. Вера так расслабилась, что мимоходом, в рассеянности бросила молоденькой продавщице фразу:
— Ничего, не волнуйтесь, с ребеночком все в порядке будет…
— Что? — изумилась продавщица раковин.
Вера очнулась, посмотрела на нее и рассмеялась.
— Ох, извините! Задумалась. Я говорю, с ребеночком вашим все в порядке, родится здоровенький. Вы ведь беременны.
Андрей и вместе с ним Кирилл уставились на продавщицу, ища признаки беременности. Никаких признаков не обнаруживалось. Абсолютно плоский живот женщины был выставлен для обозрения между короткой майкой и низко, до самого паха опущенным поясом шорт.
— Господи! — Женщина перекрестилась испуганно. — Вы кто?! Я только позавчера узнала, что сроку два месяца!
Вмешалась Ольга:
— Моя мама доктор, очень известный профессор и экстрасенс. Если она говорит, что ребенок здоровенький, значит, так и есть. Поняли?
Изумление женщины перешло в радостное обожание, ее глаза засветились восторгом.
— Спасибо, доктор! — широко заулыбалась она. — Вот, возьмите, от чистого сердца!
Она сунула Лученко в руки большую морскую раковину с гребешком, как у сказочного дракона.
— Неудобно как-то, — встрял Андрей, но на него тут же зашикали.
— Удобно, удобно, — сказала Оля.
А Вера добавила:
— Беременной нельзя отказывать.
Она с удовольствием взяла раковину, и они двинулись дальше.
— Вера, а что, это правда? — недоверчиво спросил Двинятин. — Ты определяешь беременность с первого взгляда?
— Ага, и даже на ранней стадии.
— Это же чудо!
— Не торопись так утверждать, Андрюша, — серьезно сказала Вера. — Вот ты можешь по поведению и внешнему виду собаки сказать, беременна она или нет? Только не тогда, когда у нее соски уже до полу свисают, а гораздо раньше. Закрой глаза и вспомни.
— Да зачем мне глаза закрывать. У сучки такой взгляд особенный, будто прислушивается к чему-то внутри себя, движения специфические…
— Ну вот, ты все и понял. Что же тут чудесного?
— М-да, — сказал Андрей, а про себя подумал: «Ничего себе, что чудесного! Женщина, она же не собака, по ней фиг что поймешь».
Они вновь двинулись вдоль рядов самодеятельных художников и ювелиров. Вот опять камни и бижутерия. Вере очень понравился обсидиановый набор: сережки и кулон, внутри которых были красивые просветы, напоминавшие пейзаж. Она их даже примерила, тут же окрестив камень «пейзажный обсидиан». Странный это был камень — то он казался черным, то коричневым, то нежносерым. Вера со вздохом сняла набор и пошла дальше.
Это продолжалось довольно долго, но Двинятин был рад, что Вера отвлекается. Андрей проводил их до самого порога дома. Тут у него тоненько запел сигнал мобильного телефона.
— Вы заходите, я сейчас, — сказал Андрей, глянув на дисплей трубки и озабоченно нахмурив брови.
Зашли в дом, Пай сразу же побежал к своей мисочке с водой и принялся жадно лакать. Потом забрался глубоко под кровать и затих там. Люди тоже хотели пить после сладкого мороженого, был открыт холодильник и извлечена двухлитровая пластмассовая бутыль с заранее заготовленной холодной водой. Все сразу стали мокрые и свалились на стулья, отдуваясь.
— Итак, нужно как следует собраться в турпоход, — сказала Вера.
— Ма! — заныла дочь. — Может, на море все-таки?
— Оставляешь меня одну с ворами и грабителями и еще не хочешь выполнить мою просьбу?!
— Мам-Вера! Вы абсолютно правы. А ты, Ольга, слушай мать и мужа.
— Ты не одна остаешься, — надулась девушка. — И вообще, вечно вы сговоритесь между собой.
Зашел встревоженный Андрей:
— Представляешь, вскоре после того как мы уехали из Коктебеля, Кадмию стало плохо!
— Опять начинается, — вздохнула Оля.
— Отчего плохо? — спросила Вера.
— Сейчас расскажу. Они вызвали «скорую помощь», правда, коммерческую — другой он не признает. Примчалась бригада, сделали ему все возможные экспресс-анализы. Ничего почти не обнаружили, ну, давление повышено и пульс частит. А Феофанов жалуется на резкую боль в левом подреберье, нытье между лопатками, стонет и чуть ли не кричит.