- Аааа, бля! – довольно тянет пацаненок, заметив меня с Витьком. Сводит вместе кулаки, картинно хрустит костяшками пальцев.
- Обувь сними, - говорю я и с сожалением смотрю на красивый ковер под пыльными сланцами. Родители у Кристинки богатые, не поскупились на обстановку.
- Че на, вякнул? Да ты знаешь, с кем базаришь, волосок подзалупный?
- Знаю, - отвечаю я гостю. – Ты Леша-опездал.
Парень охреневает от такой наглости, разводит руки в стороны и смотрит по сторонам, словно пытаясь тем самым сказать: «не, ну вы слышали». Зрителей у него немного: кроме меня с Витькой, есть еще перепуганная Мира в кресле, и Кристинка, темным силуэтом мелькающая в коридоре.
- Слышь, лошара, да ты сам нарвался, - цедит он зло. – Ты хоть знаешь, кто мой брат.
Говорит еще что-то, но я не слушаю, охваченный волной злости. Не помню, что сделал: может рукой поманил, может слово обидное сказал, но факт остается фактом – пацаненок сорвался с места, кинулся на меня, зачем-то зажмурив глаза. Да еще и голову повернул чутка в бок, удобно подставляя скулу для удара. Я и ударил.
Сам удивился, с какой легкостью прошел хук справа. Кулак почти не чувствует сопротивления, словно бьет не в кость, а в мягкий податливый живот. Пацаненок запрокидывает бритую голову назад, странно всхлипывает и заваливается на пушистый ковер.
Моргаю… Чувствую, кто-то держит меня за локоть. Снова моргаю и вижу перед собой окровавленное лицо пацаненка. Зачем-то склонился над ним, держу за шиворот порванной рубахи, а правая рука отведена для очередного удара. Именно ее и удерживает Витька, что-то кричит. Орет и пацаненок, разбитыми всмятку губами, кровь капает с его подбородка, стекает ручьями из сломанного носа прямо на шикарный ковер.
Толчок в грудь – это Мира, веселая и конопатая Мира, смотрит с ненавистью. И ненависть эта отчего-то направлена на меня. Ладошки ее снова толкают в грудь и я, наконец, отпускаю пацаненка.
Все вокруг говорят одновременно, беспрестанно галдят, так что я теряюсь в наступившем хаосе голосов. Ловлю взглядом движение – это Кристинка рукой указывает на дверь. Жест, не требующий двоякого толкования, еще и друг тянет за собой.
В подъезде Витька молчит, в лифте тоже не произносит не слова. Я прислоняюсь к стенке и вдыхаю, пропахший мочой и куревом, воздух. Напротив, красными буквами выведена информативная надпись: Ваня – дурак. Странно, обычно дураком называют меня, а здесь какой-то Ваня.
- Тебе смешно? - очень нервно, даже зло, произносит друг.
- Иван-дурак, - говорю я и киваю на надпись, - прям как в сказку попали.
Почему-то такое сравнение мне кажется забавным.
- Да, мы попали.
Фразу друга обрывает мерзкий скрип расползающихся створок – лифт прибыл на первый этаж. В подъезде атмосфера не лучше: тот же запах извечного табака, перемешанный с вонью из мусоропровода. Ароматы стоят насыщенные: сказывается июньская жара и отсутствие всяческой вентиляции. Открытые окошки в подъезде не помогают: на улице штиль, нет и намека на легкий ветерок.
Я задерживаю воздух в легких и позволяю себе выдохнуть лишь отойдя на пару шагов от подъезда. Лучше дышать пылью и жаром асфальта, чем застоявшейся прелой кислятиной. А в теньке многоэтажки, так и вовсе жить хочется.
Витька моего настроения не разделяет. Едва заворачиваем за угол дома, как он накидывается с претензиями:
- Ты чего творишь?
- А что такого.
- Что такого? Что такого!? Ты меня вообще слушал? Я же говорил, кто его брат, - в голосе друга проскальзывают заметные нотки отчаяния. – Все, теперь нам жопа.
- Подожди, - пытаюсь успокоить друга.
- Чего ждать!? Да Гоча нас за такое в порошок сотрет. И тебя, и меня, еще и девчонкам достанется, - Витька хватается за голову, отходит в сторону, но тут же возвращается. – Герой, мать твою, уделал сопливого подпердыша. Вот что теперь будет?
- Нормально все будет.
- Нормально, - бурчит Витька. Стоит, часто дышит, уперев руки в боки. Явно о чем-то думает и хмурится, наблюдая за малышней, копошащейся в песочнице.
Счастливые детские лица ярко контрастируют с той картиной, что видел всего лишь пару минут назад: наглая рожа, тягучее «че на», грязные сланцы на ковре. Словно в другом мире это было, как и вечный смрад многоквартирного подъезда.