Тянусь к ней, а сам отмечаю странный выбор платья: очень уж скромное, чуть ниже колена и грудь полностью прикрыта. Не похоже это на ту самую Кормухину, сводившую с ума откровенным мини сотни пацанов.
- Петя, с тобой все хорошо?
Чувствую знакомый аромат духов и дурманящий запах тела. Она это, без сомнения она. Обнимаю и чувствую, как вздрагивает девичье тело в руках. Губы привычно тянутся к тонкой шее, целуют ее. Чуть выше, нахожу мочку уха без любимой сережки. Хочу спросить, куда она дела украшение, но вместо этого лишь глубже зарываюсь в шелковистые волосы. Светлые пряди приятно щекочут лицо, попадают в рот, нос. Едва не чихаю, сдерживаюсь и вновь зарываюсь в безудержный водопад из знакомых запахов и ощущений.
Почему она так пассивна? Вечно кипучая и энергичная, сейчас стоит столбом и даже не делает попытку сблизиться. Провожу рукой по гладкому бедру, задирая не в меру длинное платье. Она снова вздрагивает. Я отрываюсь от шеи и наконец смотрю в глаза, до боли родные. Ничего не могу в них прочитать, ничего не вижу. В сознании возникает картина целующейся парочки в зале. МакСтоун сидит, откинувшись на диване, а на коленях у него девушка, обнимает одной рукой, а другой проводит по щеке. Резко зажмуриваюсь, прогоняя назойливое видение и тянусь к губам.
Светка первые секунды не отвечает, лишь позволяет себя целовать. Но и я стараюсь не торопиться, помню, что ей нравится легкая нежность первых прикосновений. Провожу кончиками пальцев по спине, поднимаюсь вверх, к шейным позвонкам. Она вновь вздрагивает, но уже не от внезапности моих действий, по другой причине. О да, мы слишком много часов провели наедине, чтобы скрывать друг от друга неподвластную воле реакцию тел.
«Пришла весна - отворяй ворота», - всплывает из памяти тонюсенький голосок Твари. А следом, из сознания, проявляется и сам образ паука: белки мертвых глаз, вываливающийся из пасти говяжий язык. В этот раз вздрагиваю я.
Светка пытается отстранится, но я лишь увеличиваю напор. Пока одна рука поглаживает спину, другая добирается до узкой полоски трусиков, сжимает ягодицу, упругую и мягкую одновременно. Чувствую, как горячее тело подруги поддается навстречу, прижимается с силой. Девичьи руки появляются на спине, на поясе, настойчиво тянут к себе. Наконец, ощущаю ее язычок, маленький и юркий. Милая моя, наконец-то ты включилась, почему так долго?
Марионетка дергается на полу, изгибается под градом невидимых ударов, черепушка ее трескается переспелым арбузом. По всюду осколки белых костей, темная жидкость сочится… Легкая боль… Острые коготки царапают низ живота, и пелена кровавого наваждения спадает.
Светлана запрокидывает голову, и я жадно целую подбородок, щеку, шею – все до чего могу дотянутся. Слышу прерывистое дыхание, и снова в ноздри ударяет аромат, такой знакомый, сводящий с ума. Девушка кокетливо зажимает плечиком и счастливо улыбается, когда я щекочу носом бархатистую кожу. Не могу этого видеть, но отчего-то знаю.
Спустя мгновение мы падаем на кровать, узкую и неудобную. Куда же делась старая мебель - громоздкий диван, переживший много ночей безудержной страсти? Пахнущий старой кожей и бабушкиным пледом.
Слышу горячий шепот: «подожди». Куда там, пальцы мои уже стягивают узкую полоску ткани, по одному лишь недоразумению называемую трусами. Чувствую острые зубки на щеке – это Светка таким образом наказывает за «торопыжничество». Но я-то знаю, что ей нравится, всегда нравилось. Не любила она долгих томных объятий, предпочитая гореть ярким пламенем.
Очередной укус и щеку охватывает острая боль. Не настоящая, всего лишь фантомная, из старых воспоминаний. И вот уже подо мною яростно извивается Алина, злая, со следами крови на губах.
Зажмуриваюсь, на смену одному воспоминанию приходит другое. Лица, череда лиц, густо покрытых белилами, проносится мимо и бормочет, и бормочет бесконечно: «любишь питаться сырым мясом», «голый по лесу», «забавная обезьянка».И вдруг хоровод подается в стороны, рассыпается бисером, а навстречу выходит девушка, лицо которой скрыто маской совы. Но я знаю кто это, я узнаю ее из тысячи, этот гребаный греческий профиль.
Она наклоняет голову и произносит с грустью:
«Воронов, у тебя был шанс, единственный, и ты его пустил».
Рядом с ней появляется МакСтоун. Довольно улыбается, по-хозяйски обнимает девушку за талию.