Ар Птиэль! Что Вам здесь понадобилось. Что не ясно? Помолвка! Ар Ктэль и Аль Манриль, два Дома заключат Брачный Союз. Это вам не «ах», а историческое достижение! Пойдите и передайте, пусть мне загонят в нижнюю яму выползня. Я убью его. Голыми руками убью. Да, мои Светлые сородичи. В честь события. Ар Птиэль, второго пусть держат наготове. Мне одного мало. И приготовьте масло. Вы, что, Ар Птиэль, сомневаетесссь в моих силах? Нет?! В таком случае я разрешаю исполнять приказ бегом!
Амалирос Ар Ниэль Арк Каэль в состоянии близком к «Дайте мне мир, и я его разрушу» ушел во внутренние покои переодеваться. Точнее — раздеваться. Ар Птиэль с перекошенным лицом помчался выполнять приказания. Светлые и Исильмэ остались в одиночестве. Молчание нарушила Элермэ.
— Я пойду. Попробую найти. Если с ними есть лошади, может получиться. Я почему-то не могу пробиться к Нэрнису. А раньше у нас не плохо получалось. Что-то мешает. Или кто-то. Похоже, что его брат. Они на одном потоке и я не могу пробить Темного. Ах, простите, Исильмэ. Тё… Тётя Исильмэ! Ой, как я рада! Так неожиданно. И так… романтично! Прекрасно! Вы должны приехать в Озерный край! Простите, дядя Нарвис. Конечно, это Вы должны были сказать. О, вы со мной побудете? Спасибо, тётя Исильмэ! А то, мне будет неуютно.
— Морнин. Морнин, ты…
— Нарвис, не береди. В конце концов, имеем мы право на счастье, а?
— Полное. Морнин, многие, по-разному, входят в историю. Ты, понимаешь, что уже в неё вошел? А?
— Это — тяжкое бремя! Мы с Исильмэ приложим все усилия… Нарвис. Я знаю, что такое — счастье!
— Рад. Пошли вниз пока Темные не погасили светильники в коридорах. Сейчас в честь твоей помолвки, сам Повелитель будет истреблять выползней. Вручную.
— Ты и, правда, веришь, что в честь…
— Морнин! Какая разница, во что я верю? Но таково будет официальное заявление, посол.
Даэрос старался беречь руку. Свежесрощенным костям надо было дать хотя бы два дня покоя. И рубцы еще слишком свежие, чтобы мышцы напрягать — того и гляди, кожа треснет. Чалый вел себя смирно. Пегаш исправно тащил телегу вместо задранного птицеедом мерина. После минувшей ночи, их отряд увеличился на четырех «плащеносцев» и две телеги. Сульс и Расти разместились на широкой спине Перезвона. Расти уже начал радоваться жизни, а Сульса все еще передергивало. Нэрнис на Черенке рассеянно созерцал окрестные «горки». Типичный мирный эльф — только что из леса. На самом деле, всем было о чем задуматься.
Плащеносцы раздумывали над тем, как половчее избавиться от новых спутников. Этот странный Темный эльф отказался просто продать жеребца. А предлагать за коня слишком много было не с руки. Хорошо, что еще не спрашивают, что за груз такой под мешками с сеном. Мешки-то тяжелыми не выглядят. А колеса груженых телег изрядно проминают наезженную дорогу. И вроде бы эльфы не обращают на это внимания. Но у них есть еще и слуги, сельские жители, которые в таких вещах знают толк. Придется «любезничать» со своими спасителями до самого Дрешта. Этот Темный с серыми глазами, (вот они здесь какие бывают!) ушел вчера ночью с лошаком в лес. Лошак, понятно, был приманкой. Шустрый. Второй раз от птицееда убежал. Но и заяц с перепугу, бывает, волка бьет. Так что он еще и копытами брыкал, когда эта тварь выскочила следом. Уж скакала, так скакала. Мало, кто может похвастать, что видел эту дрянь и остался в живых. Ножищи — просто связки жил. И кидалась на все. Но нет, чтобы кинуться на сорвавшихся и разбежавшихся жеребцов — тварь распорола брюхо их тяжеловозу. Из под телег, куда они забились, было очень хорошо видно только ноги сражающихся. А потом этот Темный прикончил Тварь, только никто не понял, как он это сделал. Но держаться от такого бойца следует даже дальше, чем от птицееда.
Расти чувствовал себя при своем «Господине» как за каменной стеной. После вчерашнего боя, как за двумя стенами. Умный, хитрый, сильный… сильнющий и страшно быстрый. И терпеливый. Даже не заорал, когда эта страшная курица с девчачьей головой, вцепилась ему в руку. А потом она сдохла. Порвалась как протухший бурдюк. Отравилась, наверное. Дура, нечего было Темного кусать.
У Сульса страх перерос в восторженную лихорадку. Его трясло мелкой дрожью. Озноб не прекращался ни на миг. Он не успел совершить подвиг и переживал «великую битву» раз за разом, представляя себя на месте главного героя. Желательно, без ран, конечно. В его воспаленном мозгу летали кровавые ошметки десятков птицеедов. Все они перед смертью визжали, громко, до боли в ушах и лопались, как пузыри на болоте, стоило их только взять за горло. Иногда, проскальзывали строки будущей баллады. Пока без рифмы. Зато сам замысел будущего шедевра приобретал героическую стройность. И появилась новая мечта: просить господина Нофера о праве ношения меча. Половинного, конечно. Полного ему, простолюдину, не видать.