У Пелли на первом месте стоял удар. «Как он мог Его ударить?!» Вторым по значимости был «козлиный помет». «Мерзавец!» В третьих, в-четвертых, и в-пятых: «Ненавижу!» И почему Великолепный Нэрнис называет это чудовище братом?! Что-то общее конечно есть. Но они же далеки как небо и земля. Но с другой стороны, они сейчас идут по дороге, а не сидят за решеткой, где Великолепному Нэрнису совсем не место, а её, Пелли, ждало неведомое наказание. Это — раз. Она стала намного красивее с этим цветом волос. Это — два. (Видела свое отражение в воде, а в зеркале это будет еще лучше). Она не прихватила с собой даже жалкие накопленные гроши, но Даэрос не станет жадничать и даст ей попользоваться этой баночкой с сажей. Точно даст. Это — три. Платье — очень красивое и дорогое. Это — четыре. У неё на шее — потрясающее украшение: шнурок от кошелька Прекрасного и Любимого и золотая монета, целая золотая монета! Это — пять. Она больше не служит у Малерны, но сама бы ни за что не отважилась на побег — это шесть. Но, как он посмел Его! Ударить!? Это семь. Но это… не в серьез. Это — восемь. Так что, если ему оторвать бороду и отмыть, то… Пелли умела считать только до восьми и поэтому запуталась.
— Нет, ну вы совсем ничего не понимаете?! — Даэросу это молчание не понравилось.
— Понимаем!
— О, хоровое пение! Прекрасно! Можете изложить свое неудовольствие моим поведением заранее, потому что забор постоялого двора уже виден. Сейчас мы зайдем, и я продолжу вас тиранить. В том же стиле. Слушаю!
— У меня сетка уже уши напополам разрезала! Если я сейчас же её не сниму и не разотру уши, то начну шипеть! А какая-то шпилька все время трется по коже — там уже, наверное, дырка. Сапоги не гнутся и при этом на ногах болтаются — я себе уже все ноги стер! Кожа под этими усами и бородой чешется и вся стянута!
— А у меня спина ноет и чешется. Все эти камешки и железочки в кожу впились! Я хочу согнуться! Просто согнуться!
— Это все!? — Даэрос был потрясен — Ну, не капризничайте… Осталось потерпеть чуть-чуть. Вот, придем, закажем ужин. Ты, Пелли, сможешь сразу подняться в комнату, и мы тебя расшнуруем. Спать будешь спокойно, без оружия. Нэрьо, ты сможешь избавиться от сапог и почесаться везде, где хочешь. Но бороды нам придется оставить. Если хочешь знать, этот клей надо в тазу полдня размачивать. Но зато — не отваливается. Сам варил — на акульих хребтах. Хрящи акулы… Ну, ладно, если тебя утешит, то я не меньше твоего мучаюсь. У меня еще и брови чешутся. И груз тащу. И не ною!
— Это у тебя-то груз!?
— Нэрьо, ты, что не видишь, какой я стал упитанный? А?
— Это у тебя там…?
— Груз! Попробуй нацепить кожаный жилет, простеганный карманами, под исподнее и побегать!
Нэрнис поравнялся с Пелли и зашептал ей на ухо:
— Силен у меня брат, а?! Столько золота на себе тащить и…
— Я все слышу, Нэрьо! Построились по порядку! Подходим. Нар, волочи ноги! А, хотя, ты и так уже… Фирна, выше нос. Это всего лишь постоялый двор, а ты — достойная невеста кузнеца. Это вам не свиная кишка! Я за тобой две коровы отдаю и, о! Три свиньи! Я — щедрый! Моя доброта меня погубит. Я умру нищим под забором! — Даэрос со вздохами и причитаниями миновал распахнутые ворота и зашагал по просторному двору. Спутники шли-тащились следом.
Обозники уже подошли. И не какие-нибудь, а — гномы. Приземистые мохнатые лошадки были распряжены. Фургоны, крытые кожей, составлены в круг. Как будто гномы собирались держать оборону прямо на постоялом дворе. И что-то во всем этом было не так. Совсем не так. Торбы лошадей были уже наполовину пусты. Похоже, обоз совсем и не собирался в Малерну до закрытия ворот. Животные не выглядели изможденными, кожа фургонов не была покрыта дорожной пылью. Невнимательному гостю показалось бы, что обоз, просто остановился на отдых. Но Даэрос не был невнимательным. Он уловил звуки, доносившиеся из фургонов, и понял, что в каждом сидит, по меньшей мере, по три гнома. Все это в совокупности говорило о том, что, во-первых, обоз пришел из Малерны, а не наоборот, а во-вторых, гномы и не намерены покидать повозки. Затаились. И для гномов — вполне качественно.