Советник удивлённо уставился на куб.
— Откуда это у тебя?
— Нашли в руинах древнего города.
— Древнего города? На этой планете? Ты уверен? Мы никаких развалин на ней не обнаружили, хотя тщательно обследовали каждый уголок, включая подземное пространство на сотню юнитов.
— Ну как бы я сам там был и видел остовы мегаполиса воочию.
— Странно, — Трунгх с недоверием посмотрел на прибор, — это голокуб, наша технология. Позволяет проецировать изображение прямо в воздух.
— Как его включить?
— Прикоснись к этой грани и дай чёткую мысленную команду. Например, «показать отчёт».
Я коснулся рукой куба и мысленно повторил фразу. В воздухе возникло две надписи на русском: «сводный отчёт» и «табличные данные». Я, немного помешкав, мысленно нажал рукой на первую надпись. Изображение растаяло, сменившись десятью шарами разного цвета с надписями: «мир 5», «мир 10» и так далее. Я выбрал мир десять. В воздухе появилась планета Ин с яркой красной точкой, как я уже догадался, на месте стелы и такой же красной точкой возле планеты — очевидно, орбитальной станцией. У точки на планете светились надписи:
«Нарушение пункта 523 устава».
«Нарушение пункта 12 устава».
«Нарушение пункта 56 устава».
У точки — орбитальной станции светился похожий текст:
«Нарушение пункта 75 устава».
«Нарушение пункта 56 устава».
— Что это?
Трунгх нахмурился, и его глаза, к моему удивлению, забегали:
— Чья-то глупая шутка, не обращай внимания. Давай всё-таки займёмся основным вопросом и обсудим завтрашнее заседание.
Он махнул рукой, и изображение погасло, потом довольно нервным движением отхлебнул чая. Интересно, каким образом проекция вообще пьёт? И ощущает ли советник вкус там, у себя?
— Прежде чем приступим к обсуждению, ещё вопрос: вам известно, как я попал в десятый мир с Земли?
— На данный момент для нас это загадка. Но мы наверняка выясним и этот нюанс при твоём обследовании, не переживай.
Трунгх принялся посвящать меня в подробности будущего заседания межгалактического совета и тонкости поведения на нём, отчего я стал совершенно наглым образом зевать. Разговор завершился в каком-то тумане. А ведь я не спал уже больше суток. Смутно помнил, как добрался домой. Запомнилось только, что Трунгх настоял, чтобы я хорошенько отоспался перед советом и обязательно у себя дома, в Эльтаине.
Сто сорок всадников в полном обмундировании с лучшими в Суин луками выстроились в широкую шеренгу. Десятники, громко ругаясь, проводили перекличку. Этой ночью Сагард не спал, полностью посвятив себя подготовке к походу. В глазах десятками извилистых линий краснели полопавшиеся сосуды. Он взобрался на чёрного скакуна и махнул рукой тронувшись. Шеренга перестроилась в строй по два всадника и с шумом двинулась за ним. Через пару минут с ним поравнялась Ваннора на гнедой кобыле:
— Как ты?
— Отлично, — без раздумий выпалил тот.
— Через сколько будем в Эльтаине?
— Если быстро двигаться, думаю, послезавтра к вечеру.
— Очень скоро. Очень скоро… — Ваннора о чём-то задумалась, потеребив кости животных на шее.
— Подготовила обряд?
— Да, конечно. Вот, всё необходимое взяла, — она немного покачала спиной, в походном мешке что-то зазвенело.
— Отлично. Рад, что поедешь с нами. Признаюсь, сомневался, что присоединишься.
— Твоя семья очень много для меня значит. Да, собственно, вы и есть моя семья.
Сагард кивнул соглашаясь. Мелкие обитатели степи в ужасе разбегались в стороны, ещё издали чувствуя приближение грозной армии. Сегодня погода, степь, да, кажется, — и весь мир, были на его стороне. Точка кипения достигнута, осталось лишь сварить ненавистных алсинов.
Через несколько часов отряд достигнул подножия Разделяющей Гряды. Копыта ступили на узкую каменистую дорогу, в стороны полетели мелкие камни. К Сагарду подъехал один из десятников:
— Нужен привал, лошади утомились.
— Будет вам остановка, только на вершине, — сухо ответил Сагард.
— Но, господин…
— Никаких но, ступай.
Десятник скорчил недовольную гримасу, но вслух перечить побоялся. Ваннора проводила его взглядом и вполголоса запела:
«О, Духи! Пусть будет наш верным поход.
Сомненья отбросим и только вперёд.
Под траурный гимн вероломных осудим,
Прозрачной водой мнимый жар их остудим.
Нет песни вернее, чем радость дороги.
Наш путь — торжество на могиле тревоги.
Рассвет уже близок, и песня летит