* * *
А теперь – курьёз: то, что бывает только на охоте. Но это – не «охотничий рассказ», а подлинная действительность. Однажды В.К.Радченко, великолепнейший стрелок (о котором я уже говорил), я и ещё один отличный охотник, тронулись на серых куропаток. С нами был пойнтер Чарли. Эта собака была уникум в смысле натаски. Её хозяин решил, что не убить птицу после стойки собаки охотник не имеет права, а поэтому Чарли делал стойку-подводку и после выстрела мгновенно бросался вперёд и приносил любую птицу. И вот мы втроём вышли на поляну, где водились куропатки. Вдали виднелся лесок. В районе охоты пустили Чарли и, представьте, он, через шагов сто, вдруг делает стойку! Мы идём рядом, все трое. Чарли дрожит от волнения. Подводка: взлетает стая – штук 50 куропаток в 30 шагах! Три дуплета – ни одна птица не упала… Чарли бросается вперёд, вынюхивает и… смотрит на нас с удивлением. Скандал! Он подбегает к нам. Хозяин огладил его и снова послал: «Вперёд!». Чарли пошёл на центральную группу, так как куропатки разбились на три группы. Мы видим: снова стойка… Подходим. Взлёт… Три дуплета – ни одна птица опять не упала! Чарли бросился вперёд и, с недоумением глядя на нас, вернулся к нам. Я заметил, что одна куропатка пошла вправо и, видимо, села. Дальше начинался лесок. Я послал Чарли в сторону этой куропатки. Вижу – стойка. Подхожу к нему и тут… Незабываемая на всю мою жизнь картинка: шагах в 10 от меня Чарли, дрожа от волнения, чуть повернул голову в мою сторону и смотрит на меня взглядом (что это был за взгляд!), говорящим: «Ну, если ты, мерзавец, и сейчас не убьёшь птицу и промахнёшься, то я тебе «руки» не подам». Столько выразительности и осмысленности было в этом взгляде, что забыть его невозможно. Он подтянул. Выстрел! Куропатка упала. Чарли, с огромной радостью и удовлетворением, подал мне птицу. Я огладил его и поцеловал. Он заслужил большего. Поцелуй больше удовлетворил моё волнение, чем его. Кусочек сахара он взял: был слишком взволнован, но и доволен был до предела.
А вот и последний коротенький «охотничий случай». Мы вдвоём: Радченко и я вышли осенью на пригорок, окружённый березняком. Там водились тетерева. Вдруг слышим шагах в 100 за березняком выстрел. Через несколько секунд видим летящего мимо нас, шагах в сорока, тетерева. Я стреляю. Тетерев падает. Я оглянулся на Радченко и, к моему удивлению, заметил, что из кончика ствола его ружья идёт легкий дымок. Он смотрит на меня и спрашивает:
– Вы стреляли?
– Да, – отвечаю, – а Вы?
– И я тоже!
Мы оба рассмеялись: такая поразительная одновременность едва ли может ещё когда-либо повториться. Я не сомневаюсь, что подстрелил тетерева он.
Все эти охоты происходили недалеко от Переславля-Залесского в чудесном охотничьем хозяйстве, где протекала небольшая речонка Нерль. Теперь там идут торфоразработки. Читатель-охотник, может быть, мы теперь вместе вздохнём?!
Да, что было, то прошло. Теперь я не мог бы охотиться по зверю. А когда подумаешь, да вспомнишь подранок, то, кажется, начинаешь терять к себе уважение. Но ведь обжорство тоже – хорошая, но и ужасная страсть!
МЫСЛИ ОБ ИСКУССТВЕ
Как-то со знакомыми зашёл разговор о поэзии, о литературе и вообще об искусстве. Не обошлось, конечно, и без модного слова «абстрактное» в искусстве. Мне давно надоели бредни о недосягаемом, недостижимом для «недоросших» и поэтому захотелось, наконец, подойти к определению этого явления с позиции хоть сколько-нибудь обоснованной (хотя бы логично). Поэтому я и хочу высказать своё мнение.
Я, как и любой человек, сужу об искусстве со своей субъективной позиции, обосновывая её теми усвоенными мною познаниями, которые образовали во мне мой личный духовный облик, моё мировоззрение. И, конечно, сужу с того уровня понимания, до которого я смог дойти на основании моего жизненного опыта, наблюдений, изучений и, как и у всех, на основании тех интеллектуальных возможностей, которые отпустила нам природа. Я – не искусствовед. Самое моё сильное и вполне определившееся познание – это техническая деятельность человека и её совершенствование. С этих позиций меня трудно и едва ли возможно сдвинуть. Я думаю, что жив до сих пор и остался без царапины на теле и совести только благодаря точно установившимся убеждениям в этой области. К решению любого вопроса я стараюсь подойти (и это самое трудное) с объективной точки зрения, с точки зрения научного объяснения. Но в последнем, т.е. в научном обосновании, нужно быть предельно осторожным, ибо в понятии «наука» должно присутствовать понятие «истина». Оно должно быть определено точно, так как истина может быть только абсолютной.
Искусство – одно из видов творчества. А это означает, что оно – тоже историческая потребность, притом присущая и доступная только лишь человеку. Творчество возможно лишь при условии наличия дарования и абстрактного мышления. Естественно, чем выше эти качества, тем выше и достижения. Искусство – это творческое отражение действительности в художественной форме и образах, совершенное мастерство и умение. Основные виды искусства: живопись, ваяние, зодчество, поэзия, музыка и танцы.
Нормальным явлением нужно считать стремление творца любого вида искусства творить для народа. Это естественная потребность человека в желании разделить свою духовную жизнь с другими людьми. Чем доступнее, чем тоньше и глубже выражена цель в творении, тем ценнее его дар, тем полезнее его творчество для людей. Порой эта цель по доступности понимания требует высокой интеллектуальности, но неизбежно бывает разгадана. В этом случае требуется природный дар и настойчивый труд. Надо признать, что эта цель – искусство для народа – логична, нормальна и обязательна, как имеющая оправдание и смысл. Именно такое толкование должно быть у наших искусствоведов, в подавляющем большинстве – высокообразованных людей.
Абстрактное же искусство, вызывающее бесконечно различные толкования и споры, почти всегда недоступно пониманию нормального человека. Эти разногласия объясняются совершенно неясным и противоречивым определением смысла и содержания самого слова «абстракция».
«Толковый словарь русского языка» под редакцией профессора Д.Н.Ушакова даёт такое определение: «Абстракция: 1.Мысленное отделение каких-нибудь свойств и признаков предмета от самого предмета (научн.). Отвлечённое понятие (книжн.). 2.Неясное, туманное выражение мысли (разг. неодобрит.)». Посмотрим теперь, как объясняет это слово С.И.Ожегов в своём «Словаре русского языка»: «Абстракция: 1.Мысленное отвлечение, обособление от тех или иных сторон, свойств или связей предметов. 2.Отвлечённое понятие, теоретическое обобщение».
Всю жизнь я пользовался законами психической деятельности, открытыми И.М.Сеченовым, а позже подтверждёнными, расширенными и углублёнными И.П.Павловым. Это – фундамент моих формул, которые на 9/10 позволили мне остаться живым. Перехожу на этой основе к рассуждению об абстракции и её роли в искусстве.
Приведенные выше определения начинаются со слова «мысленное», означающего психический акт, т.е. вторую треть рефлекса. А что же кроется в первопричине (а она «всегда лежит вне нас», как говорил И.М.Сеченов) – неизвестно. Но существует она обязательно. Первая треть рефлекса – первопричина для начала мышления – ничто иное, как явление только реального мира. Вторая часть рефлекса (по И.М.Сеченову) – определённый психический акт, то есть мышление (мысленное представление). Очевидно, у нормального человека с нормальной психической деятельностью этот психический акт всегда нацелен на стремление к познанию, к какому ни на есть реальному выводу, к пониманию этого явления. У ненормального человека – ненормальная психика (патологическая), поэтому и приводит его к патологическому выводу. Таким образом, третья часть рефлекса – мышечное движение (внешнее выражение психической деятельности) – соответственно и выражается или в нормальной форме (понятной всем) или в ненормальной (непонятной для нормального человека).
Поговорим о разнице в толкованиях Д.Н.Ушакова и С.И.Ожегова. Ушаков говорит о «мысленном отделении каких-нибудь свойств и признаков предмета от самого предмета», а Ожегов – об «отвлечении, обособлении от тех или иных сторон, свойств или связей предметов». Расхождения в понятии самого определения слова «абстракция» явны. В первом случае, например, можно мысленно представить себе запах розы (это – её свойство, признак): войдя в комнату, мы улавливаем запах розы, не видя её, – это признак её присутствия в комнате. Во втором случае Ожегов говорит об отвлечённом понятии, теоретическом обобщении, заложенном в слове «абстракция». Разумеется, всё это только мысленное, но не осуществлённое мышечным движением, т.е. третьей частью рефлекса. Ибо в этом случае была бы не абстракция, а реальное явление. Можно ли представить себе мысленное отвлечение, обособление, например, звука фортепьяно от звучания многих инструментов оркестра, от связи этих звуков? Неправда ли, трудно? Но можно. Итак, мысленно себе можно представить всё, что угодно, в том числе – любое творение. Это – абстракция. Можно вести подсчёт в уме, это – абстрактное действие; а если всё это записать – это уже реальность. Можно слышать, наблюдать, видеть, думать и воображать всё что угодно – это абстракция; но записывать, повторять вслух – означает включать мышечную систему, это – реализм.
Нарисованный белый квадрат, а внутри него – чёрный квадрат – это не абстрактивная живопись; это – реальное, но патологическое явление в искусстве.
Для правильного понимания моих высказываний об искусстве я даю своё собственное определение-толкование слов «абстракция» и «абстрактное мышление»:
АБСТРАКЦИЯ – это: 1.Мысленное представление, определяющее познание действительности. 2.Мысленное представление о познании истины в действительности.
АБСТРАКТНОЕ МЫШЛЕНИЕ – это: 1.Средство познания действительности. 2.Средство, ведущее к познанию истины. 3.Творческое мышление. 4.Способность к синтезу из познания постоянства условий во взаимосвязи определённых элементов Вселенной (природы) для определения истины явления.
ИСТИНА – это: 1.Действительность, обусловленная постоянством условий во взаимосвязи определённых элементов Вселенной (природы). 2.Цель познания. 3.Закон Вселенной.
Исходя из этих моих толкований, следует поставить вопрос: может ли быть какой-нибудь вид искусства абстрактным?
Да, конечно. Музыка, как один из самых прекрасных видов искусства, безусловно, абстрактный вид. Я начинаю с музыки, потому что опять вспоминаю А.С.Пушкина: «Из наслаждений жизни одной любви музыка уступает…». Так Александр Сергеевич по достоинству выразил в поэтичной форме воздействие музыки на человека. Она является не только самостоятельным видом, но и во многих случаях выступает во взаимодействии с другими видами для усиления эмоционального воздействия, углубляя красоту, обогащая гармонию звучанием. В этом – её непревзойдённое значение.
И.С.Тургенев гениально подтверждал абстрактное воздействие музыки в «Вешних водах»: «Не берёмся описывать чувства, которые испытывал Санин при чтении этого письма – они глубже, сильнее и неопределённее всякого слова: одна музыка могла бы их передать». Не симптоматично ли, что такой великий писатель призывает на помощь музыку! Это – оправдание и мнения Пушкина!
Музыка обогащает выступление певца, сопровождая его. Она специально пишется для хореографии, танца и т.д. Музыка выражает наши чувства, переживания, настроение действительно в абстрактной форме. Она говорит с нами в характерно-эмоциональном стиле. Музыка, как наиболее древний вид искусства, проникает в нашу жизнь и не только сопутствует ей в самых разнообразных случаях, но и углубляет настроение, впечатление от происходящего либо пафосом величия, либо весельем, либо печалью. А главное – всё выражается в прекрасной художественной форме. Глубина и сила её эмоционального воздействия кажутся непревзойдёнными.
В музыке благозвучность, стройность звуков вызвали учение о гармонии – правильном построении созвучий для композиции. Гармония во всём – источник чувства прекрасного. Это – закон природы. Дисгармония вызывает неприятные чувства, как неорганизованное, противоестественное звучание.
Особенно велик, как мне кажется, в искусстве построения гармонии звука С.В.Рахманинов. Его романсы – это ансамбли фортепьянной музыки с вокалом, в них – тонкая, изящная, прозрачная лирика. Смысл простых слов углубляется музыкой. Начинаешь понимать, что прекрасное вечно и бесконечно.
Сергей Васильевич Рахманинов – мой любимый композитор. Его музыка эмоциональна и проникнута преимущественно трагедией, что импонирует моему духовному складу. В его музыке с неповторимой выразительностью, глубиной, тонкостью, проникновением и многообразием отражаются человеческие переживания и душевное состояние. Поэтому для его композиторского и исполнительского творчества так характерны кульминационные, насыщенные необычайной эмоциональностью и выразительностью взлёты, которые часто оканчиваются контрастным, неожиданным умиротворением. Музыка передаёт это необычным, присущим только Рахманинову, сочетанием звуков в аккордах, оформленных полутонами. Одна нота, заканчивая тему на фортепьяно, передаёт её другой ноте и другому инструменту (флейте, например), присоединяя к ним другие инструменты оркестра. А в результате раскрывается новое содержание, новая идея, тема…
Максимальная степень дарования выявляется и достигается колоссальным трудом. Только при этом условии появляются шедевры в любом виде деятельности – труде и искусстве. Но, с другой стороны, шедевр возможен лишь при даровании высшей степени. В искусстве существует поговорка «Важно не столько КАК (в смысле качества) и ЧТО (содержание), а КТО (индивидуальность, интеллект)».
А.С.Грибоедов признавал для себя самой лестной похвалой слова П.А.Катенина (Катенин Павел Александрович (1792-1853) – поэт, переводчик, критик, театральный деятель.) о том, что в его комедии «Горе от ума» «дарования более, нежели искусства». В своих дальнейших рассуждениях Грибоедов явно недооценивает искусство в проявлении дарования. Без труда нет искусства, как и без дарования.