— Остальное обсудим позже, — перебил я, решивший все таки напомнить о недосказанном, и даже в мыслях не вообразил о давней ра́не, придурок, — вернемся к концу счастливых семей. С чего ты взяла, что исключения из правил коснется именно нас?
Застегнув ремень, вынула железный футляр с кармана пиджака где в желтом растворе фурацилина (не единожды им полоская горло вместе с марганцовкой, я это дрянное пойло отличу из сотни других) плавали каплевидные стразы, металлическо-серебристого цвета, при взятый нескольких они преображались в пластыри нужного размера и оттенка. Закрыв им просвечивающиеся зубные мосты, поправив парик и взялась держать слово:
— Знаешь, спросил бы какового оно проснуться с новым да́мским набором и прилагающимися обязанностей: ежедневная лучевая терапия, гальванические ванны и прокапывания глюкозы вместо приемов пищи, потому что ради спасения ребенка пришлось приладить желудок работать вместо матки! А тот кто производит яд, разводит рука, или то что замаскировано под них, говоря о невозможности создания противоядия! Как тебе, милый! — вошедший зеленый берет, вышел обратно, попавший под раздачу разгневанной женщины.-И мне приходится мириться.
Спохватившись, подбежал к ней, останавливая гонговые удары по неповинному ребенку.
— Успокойся, все пройдет, мы обязательно что-то придумаем, потерпи любимая. — Аккуратно заломив руки, нагло врал. Подействовало не сразу. Долго сдерживаемые слезы и отсутствия кому-либо выговорится— понеслись наружу именно под конец выделенного времени. Пластыри не спадали, а к облысевшей голове привыкнуть легко. Отцовский блистающий шар, по особенному игравший при свете фонарей (в полнолуние он не выходил из дому, после серий аварий, когда водители путали его с светоотражающими панелями, в дополнения три испуга, где пострадавшие отделались всего лишь инфарктом с идеомоторными расстройствами речи, о заставаний в свете лампочки холодильника в позднее время, вообще подлежит уничтожения с картотеки памяти),закалил меня и к худшему зре́лищу. Пришедший Грох и подоспевший Харон молча наблюдали за излиянием женской боли. Лишь после затухания вспышки, она заметила их. Попросила отлучиться, дабы навести марафет — космос полон пытливых звезд. На что получила согласие, и предупреждения о ожиданий ее в кабинете Гроха. В строго отделанной комнате Грох выбросил на прозрачный стол с начерченной картой местности нож. Похожий я когда видел в присылаемых видениях, и найти его по якорной ручке оказалось проще простого: египетский клинок найденный в захоронении царицы Ита. Золотая байда, эмалированно мозайчатые рисунки которые путами обвивали рукоятку не спускаясь к лезвию.
— Астра в сию минуту рыщет в поиске данного ножа.
— Искусная работа, ничего не скажешь.-Похвалил Харон, подставляя лезвия под разными углами на уровне своих глаз, и начищенные золото — как и полагается выглядеть музейному экспонату, — переливаясь в белом свете отбрасывало блики в стеклянные глаза. — Загляденье. Ты серьезно думаешь, что имей она хоть посох Анубиса, ей удастся нам навредить? Прошу, звучит нелепо.
— Мне одинаково конца не избежать. Интересно, на похожий лад мыслят все женщины, даже психически устойчивые как она.
Положив древний экземпляр на карту испещренную пометками и одним радиальным кругом, ответил:
— Зачем ломать голову над пустяками. Я вообще не пойму, к чему было ее восстанавливать, после трех попыток умертвить себя. Оправится не оправится — проблема не наша. Как минимум, не моя уж точно. Убрать яд полностью невозможно, она загнется без него. После уменьшения количества и понижения чувствительности, тревожить не должен, к чему ей неймётся.