Недуг? С каких пор ты им стал? Чадо, вынашиваемое мною, дарившее чудные видения, оказалось уловкой темноводного фальшивомонетчика посчитавшего свои умения настолько высокими, что решивший обмануть верховную сущность, видевшую сотни грешных рук хватающихся за борта его лодки… Не Веря! Он лжет, пустослов! Бредни вызванные пресным устоем! пост, нехватка телесных ласк! Халдей, двуликий святоша! Обуреваемый яростью, охваченный непреодолимым отвращениям присущее обманутому человеку длительно воспринимающего истину за ложь. Слова громыхали по безлюдной местности, тошнотворная похлебка проступала наружу. Копившаяся с того дня когда я начал видеть ужасные вещи творимые людьми и животными равные по жестокости. Выходцы из фантастических миров, рвущие адептов разных культов призывающими их. Упрекая авторов, руша книжные башни мною выстроенные. Не помня себя от злости, колотя по стенам, вышел на улицу. Сумеречная тьма дающая новые образы извечным природным творениям. Придающая мелкорослым вещам огромных размеров. Умножая количество, сглаживая неровность; тоже произошло с редким лесом, окольцовывающим мой дом (если брать в расчет овраг, то полукольцом).Впервые я вышла в сумеречный час на свежий воздух (зная приблизительный час погружения, и его неотвратимость, старался не покидать родных стен) всматриваясь в лесную темень, двинулся, вступая наугад. Изображения считываемое глазами — необычайной расплывалось, выделить что-либо из окружающего, тактильно не ощутив контуры предмета, нечего и пробовать. Противясь эфемерным химерам уводящими меня из реальности, я побрел неведомо куда. Желания проветрить голову — превалировало над скрытыми угрозами ночного леса. Отсветы тусклой керосинки купленной на днях, с дрожащим огнем исходившим от железного очага, создающие вместе световой обруч отделяющий беличью нору от моей-удалился, проглоченный ночной мглой.
— «Отгоняй не отгоняй, сомкнешь веки и они хлынут снова, неустанно ждущие. Не потеряв информационной целостности, показов новые фрагменты, омрачающие мой рассудок…» Наказания за неиме́нием грехов? Вина за бесцельное существования или бренность быта? Напрашивается интересное воспоминания: большая часть жертв серийных насильников замалчивают о своей участи. Боясь себе признаться в полученном удовольствий. Расщепления личности? Психическая травма? Нужно ли глубинные поиски, когда ответ лежит на поверхности. Животное начало превалирует в человека. Мотивация, желания к лучшему, повышенная целевая наводка, страхи, инстинкты — все идет от него. Навязанные общественные взгляды, установки целомудрия мало его заботят. Словом, оправдывать душегубов и насильников профессия адвокатов а не моя. В остальном смотря на их лица, — много кто, не прочь поднять рейтинги и просмотры поместив гулкую статью или отснять репортаж с места событий, пацифистские взгляды тают под лавиной разогретой публичным интересом, — кажется, им досаднее от всеобщего внимания. Совесные укоры их не тревожат, даже если наоборот, они возымеют эффект штыковой атаки против соломенного чучела с целью нанести ему смертельную рану. Улыбчивые долгожители. ТАК В ЧЕМ Я ПОВИНЕН! Отродясь пальцем никого не тронул (и не собираюсь),пререкался только когда хотели отобрать мое, никому проказой заболеть не желал, ничего лишнего не отбирал (соперники в азартные игры от поражений больно не оскуде́ють, все казненные служители) и, чтоб их побрало!
Таков был ход моих мыслей, прежде чем, оступившись, полетел в овраг. Дно вынужденного лежбища усеивала мелкая галька. Если бы осенний сенокос, в порядке исключения оставил углубления (сказать определенно не могу, диапазон видимости ничтожный, в любом случае глубина ямы была невелика, и я это рассказываю; яма? Скорее высохшее русло, столь гладко отшлифовать мелкие камни, залетевшие под свитер, мог только неиссякаемый (когда-то) многолетний водный поток) куда я отступился, теплота грелки, создаваемая утечкой крови где-то в районе затылка, онемения спины и гул в ушах навряд ли побеспокоили. Осознания того, что падал я ногами вперед, а оказался на спине — дошло сразу. Движения сковывали неясные силы. Готовясь к сопротивлению оттолкнулся подбородком от груди: должен я хоть видеть источник моего паралича. Излишнее напряжения. Запрокинутую голову остановили не мышечные усилия, а легко движимая каменистая подстилка. Бестелесный сгусток, выделяющийся мерехтящим саваном низкой межсвязности. Живой мрак питающийся отделять меня от внешнего мира. Его части растворялись на глазах, и на место ушедшего клочка становился новый; без следов латки, оно продолжало мое заключения, оставляя под моим контролем только движения головы. Какие-либо движения головы отдавались болью по всему парализованному телу.