— Траектория изменились? Мягкий спуск, и такая нелепость. Рассчитывал сломать тебе шею, а сделала тяжелый ушиб. А, правда, успеется. Повременю с тобой…
Голос настолько тихий, что если бы нерезко умолкнувшие оголтелые ночные животные я бы не расслышала ни слова. Ему явно с трудом дается разговор. Зато держит крепок, мертвой хваткой. Убивать не собирается, тогда зачем я ему? Хмм.
— Х-р-р-р, трудновато. В мутных водах, кроме грузной скотины на своей утлой лодке — не с кем поговорить. И тот, нем как рыба… тошнотворное сравнения. А чем я …Аа, голова полна рыбьей требухи. Нравились картины мной сотворенные? Нравились, вижу по глазам. Твоё озадаченное лицо, напоминает одного центуриона. Сложениям покрупнее будет, на том разбежности оканчиваются. Брюхатить его жену с дочерью, отданные в честь выигрыша, — быстро опостылело, но вот сейчас. Все познается не в сравнениях, а в лишениях. А то повелось, каждый третий философ. Закинуть их на пару сотню лет, хоть, им там отдельное стойло отведено. Ах, временная хрупкость, забываюсь. Статные дамы — сгнивают быстрее листвы. Вот творения Слаанеш, долговечные, их изгибы не обвисают со временем. Безостановочное наслаждения не разрушает их. Фигуры, прядение нитками Мойры, волокнистые рамы с друзами кристаллов вместо душевных преобразователей… Остается нанизать мясо, скорректировать формы, засунуть в одни из картеров зазеркалья. Готово. Сетка для отлова рыбы, прямо, точь-в-точь. Только отлов разный… Кому я это рассказываю — жертве случайности. Забавное приключению. Довольно тужиться. Даже полумертвый, я смог бы удерживать тебя, выкручивая кости по часовой стрелке но не отрывая от суставов. Признаться, оставляя жизнь тому акробату, взамен на манипуляций помогающие ему в разной байде с прыжками, никогда не подумал бы, что они настолько полезные. Смотри, -затрещало плечо, бросило в жар, удачная прогулка, — Нет, нет, ты потеряешь сознания, вызвать какое-либо количество воды для возвращения тебя в чувство, пока затруднительно…
— Отошел от темы. Прежде хочу поблагодарить тебя, мальчуган питающий меня, хоть ты всего-навсего приемник. Неподдельные эмоций еще и подруга твоя содействовала успеху. Волной за волной, отсеивания захламленных простаков, которые уже заняты другим мифическим правителями или тесно замкнутые на своей планете. Нашел, когда серный раствор покончил с вулканической кожной подшивкой, любезно предоставленной Владыкой…
Яркий сноп света прорезал витающее облако. Тиски ослабли.
— Тимон! сюда! Медведь на человека напал! Быстрей!
Вслед за голос прозвучали выстрелы. И мерцающий сгусток окружавший меня, уменьшился, стянулись в форму медведя. Куча листьев выкрашенная краской, создающей зрительный обман (постоянного движения),наклеенные на подвижный каркас, — качественная поделка смотрелась грозно на любом расстоянии. Страх быть задетым пулей придал силы. Подоспевший второй луч фонаря, еще мечущийся от тряски при беге, испугал его всерьез. Поднявшись на задние лапы, издал громкий клич (оперативное становления голосовых связок).Не оставив сомнений в своей подлинности, бросился наутек. Безопасное расстояние, которое я смог проделать с помощью коротких поползновений (точно, фронтовик по окопам),отсеяло угрозу свинцовой раны, но родившаяся в пару морганий назад туша успела набрать массу. Теряюсь в догадках сколько весит взрослый медведь. Этому же хватило пары минут, чтобы набрать мышечную массу достаточную для перелома моих ног попавшиеся ему на пути. Хрустящий звук, истошный вопль. В полузабытье, я ждал своей кончины. Люди выручившие из беды. оказались никто иные: Лесничий, возымевший палату с меня и его помощник. Крепкое здоровья отгоняло дымку бессознательного, столь желанного в момент серьезных травм, когда до медицинского пункта топать и топать или помощь подоспеет нескоро. Сколько ходил его помощник за носилками, сколько утекло времени пока мы добрались к их берлоге, когда внешние блики стали форменными предметами отделенными меж собой, а не еденным месивом, становившийся привычным в минуты пиковой боли -понятия не имею, я остался при своей комплектаций и прибрёл ясное предоставления о своих видениях, цена конечна завышенная но можно предполагать неконечная. Переломы срастутся. Что делать после возращения ходовых способностей, я знаю. Запросит ли призванный мной автор высокую цену за свою информация (рыночные отношения-заложенные на уровне бессознательного, они выработались как переваривания лактозы, но в первом случай исключения отсутствую, напрочь) и насколько она окажется полезной в противоборстве с нечестивым духом, освобожденный, получается, мной, будет видно. Наверняка одно: решения мои тверже опорных костылей вышедших пока из рабочего строя. Первое телодвижения, хруст костей,«аиий!» ноющая боль, глубокий вздох. Удивительно, что столь обширный дом может содержать егерь или лесники за свой оклад в пару тысяч. Зал с тесаного дерева, заставленный с минималистическим вкусом, производил приятно впечатления. Не единой оконной рамы, ни зачатка перегородки, выступающие заградительными барьерами от непрошеных взглядов, тех кто любит говорить «Да чего я там не видела», делящие жилплощадь на родительское гнездышко, детскую, трапезную. Кроме умывальника на кухонной гарнитуре, большее керамики нет. Значить, не я один купаюсь в дождевых водосборниках (ирония, понятно душевая пристройки есть, не вправду же они по собственному желанию бултыхаются в осадочных водах). Дневной свет поступал сверху. Зеркальная крыша — отличное решения в диком лесу, где бродит крупная живность. Каменный жар смешивался с болезненно повышенной температурой. Еще теплое одеяло. Закутано с тем расчетом, чтобы полностью обезводить тело. Возле койки, ставшей лежанкой искалеченного гостя, стояло кресло с закругленными ножками, опирающимися не в пол, а идущим параболически вверх, в основание санок используют точно такой же принцип. В нем покачивался коренной житель леса, жилистый старик, исходивший свой лес вдоль и поперек, потому до сих пор не утративший живость в глазах и крепости в ногах.