— Опера. — Хмыкает он, едва улыбаясь. Я рад, что он улыбнулся мне.
— Да, опера. Она родом из богатой семьи. Очень богатой. На самом деле, нас свел отец. Он по-прежнему считает, что деньги должны быть во главе всего, и из того, что я слышал, у ее семьи много денег и много власти. Она великолепная девчонка, и ты вроде как не слишком уродлив, так что может, угостишь ее ужином и посмотришь, сможем ли мы получить от нее какие-то инвестиции.
Он обдумывает мои слова.
— Какая власть, и какие деньги?
Я пожимаю плечами и делаю глоток пива
— Понятия не имею. Я не спрашивал.
— А, понятно. Был слишком занят, трахая ее.
— Вообще-то нет, — замечаю я, и у меня сжимается сердце. — Нет, я был не заинтересован в ней.
— Она великолепна, у нее есть деньги, и ты не был заинтересован? — спрашивает он. — Что заставляет тебя думать, что я буду?
— Потому что, — говорю ему, громко выдыхая. — Тогда я был с Николой.
— Ах, — говорит он, уже слишком много зная о ней. Если честно, я не могу заткнуться и перестать говорить о ней. Возможно поэтому он всегда выглядит так, будто готов убить себя.
— На самом деле, — продолжаю я, — в то время мы не встречались, но…но это было тогда, когда она стала забираться мне под кожу, ну ты понимаешь. Все время, пока я был с Жюстин, я думал о Николе. Оглядываясь назад, я понимаю, что уже тогда пропал. Просто в то время был слишком упрям, чтобы это увидеть.
— А сейчас у тебя какие оправдания?
— Что?
— Ты не перестаешь болтать об этой чертовой цыпочке. Если ты не говоришь о здании, ты говоришь о ней, и мне очень жаль, но по моему профессиональному мнению, тебе надо или забыть о ней или поднять свою упрямую задницу и пойти что-нибудь с этим сделать. Перестань быть таким слюнтяем.
— Твоему профессиональному мнению? — повторяю я
Он смотрит на меня.
— Эй, я играю в регби, не так ли? И если не учитывать некоторые из этих шрамов, — он трогает парочку бледных следов на щеке. — Я в это не плох. А это значит, что я получаю больше кисок, чем вероятно ты.
Старый я поспорил бы с этим, но меряться членами с моим кузеном не кажется мне правильным.
Не сейчас, во всяком случае.
Я вернусь к этому позже.
— И, — добавляет он, — вместе с кисками приходят проблемы. Иди поскорей разберись со своим дерьмом или я начну использовать твою голову как мяч для регби. Мне нужна чертова практика.
Я хмурюсь.
— Такой грубиян. — Но я не связываюсь с ним. Может мы и одного роста, может быть у меня столько же мышц, сколько и у него, но он выглядит так, будто ему наплевать, если ему подпортят физиономию, а вот мне на мою не наплевать.
Единственное, что удерживает меня от того, чтобы сделать то, что предложил он, что предложила Тейлор, все та же старая история. Моя чертова гордость. Мой чертов страх.
Что если я приду к Николе, и она отвернется от меня? Может она не хочет меня видеть. Может она не хочет снова довериться мне. Сейчас мне терять нечего, у меня внутри осталась лишь тупая, глубокая боль, словно мне удалили какой-то жизненно важный орган. Меня окружает неизвестность и эта опасная надежда. И я могу скулить и стонать как маленькая девочка, до тех пор, пока что-нибудь с этим не сделаю. Я могу только предположить, что возможно в один прекрасный день, когда-нибудь, все получится.
Но я не хочу слушать свой девиз. Не в этот раз. Я не оставлю все на волю случая, надеясь, что все получится.
Никола достойна гораздо большего, чем случайность.
Мне нужно, чтоб у меня не было никаких сожалений.
Глава 21
НИКОЛА
Знаете ту часть фильма, где героя смешивают с грязью, или выгоняют из команды, или его похищает криминальный синдикат, и надежда потеряна. И все же вы знаете, неважно откуда, так или иначе героя ждет счастливый финал. И пока он подвергается пыткам, или весь город ополчается против него или от него уходит жена, вы сочувствуете ему, но вам помогает знание того, что, в конце концов, все наладиться. Так просто должно быть.
Что ж, хотела б я, чтоб то же самое можно было применить и к моей жизни. Потому что у меня такое чувство, будто я упала со скалы, меня смешали с грязью и подвергли пыткам. И в обозримом будущем нет никакой надежды на счастливый конец
Конечно, все эти удары, которые я принимаю, идут прямиком мне в сердце. Вот где они остаются, вот где они ранят больше всего. Это своего рода смешно, вот она я, почти два месяца спустя, и когда дело доходит до Брэма, я до сих пор одна рваная открытая рана. В остальной моей жизни случаются и взлеты и падения. Я до сих пор живу с Кайлой и до сих пор ищу какое-то доступное жилье. На самом деле, все не так уж плохо, и в то время как я знаю, Кайла ценит, что плачу часть арендной платы, я знаю, что мы мешаем ее образу жизни. Я имею в виду, Кайле нравится веселиться и она все чаще и чаще остается ночевать у какого-то чувака, с которым сейчас встречается.
Так что понимаю, жизнь со мной и моей пятилетней дочерью не ее мечта, но она в курсе, что я работаю над этим. Моя работа в Lion идет достаточно хорошо. Хочу сказать, работы очень много, но мне, как правило, все равно, да и Джеймс иногда может быть еще тем сучонком. Но она приносит деньги, и мой сберегательный счет все растет и растет. Даже если внутри все ощущается так, будто постоянно рушится и восстанавливается, я обеспечила некую форму безопасности для нас обеих.
Кроме того я все больше и больше сосредоточена на проектировании одежды. По утрам и ночью я часами сижу за швейной машинкой. Творчество для меня лучшее топливо и должна заметить, это отлично отвлекает. И иногда это единственный способ удержать себя от мыслей о Брэме.
Что я и делаю. Все это время. Мне стыдно признаться в этом даже самой себе. Я не говорю о нем со Стеф и Кайлой, и когда я вижу Линдена, замечаю, что он крайне осторожен и не приводит его с собой. Хотя пару раз он был совсем рядом. Однажды я услышала, что он придет в Lion с Линденом, и тогда я пошла в кабинет Джеймса и целый час пряталась там, дела вид, что над чем-то работаю. Знаю, очень по-взрослому, но на данный момент я очень сильно забочусь о том, чтобы сохранить свое сердце живым. Я защищаю его от всего.
Я просто хочу перестать ощущать эту глубокую, холодную дыру внутри, когда я просыпаюсь и понимаю, что снова одна. Хочу перестать представлять, как Брэм держит меня в своих руках когда мне грустно, или ласкает мое тело, когда я в хорошем настроении. Хочу сделать вид, что у меня никогда не было отношений с человеком, который заставил меня чувствовать себя дикой, свободной и полной жизни. Мне так хочется того, чего у меня быть не может.
И вот она я, еле плетусь, как героиня истории, только у меня нет той храбрости. Я просто еще один человек на этой планете со сломанной душой, который ждет, пока пройдет время. Я не чувствую, что это надоедливое «все будет хорошо», правда. Я не понимаю, как у меня может быть счастливый конец, это ведь значило бы, что все вернется к тому, с чего началось и как я вообще смогу забыть боль, которая повсюду преследует меня?
— Не унывай, Лютик, — говорит мне Стеф. Ничего не могу с собой поделать и вздрагиваю при этом слове. Оно слишком напоминает мне тот проклятый желтый диван.
Мы сидим в кабинке в Lion. Ава сидит недалеко от нас, что-то раскрашивает. Лиза заболела, а мне надо было на работу, так что у меня не было выбора, и я взяла Аву с собой. К счастью, Джеймс отнесся к этому хорошо и, как правило, она просто болтается со мной в кабинете. У Стеф перерыв на обед и она захотела выпить. В последнее время я так часто полагалась на нее, поэтому полагаю я у нее в долгу.
— Прости, — извиняюсь я.
— Не извиняйся, — говорит она, сдирая этикетку с бутылки пива. — Просто ненавижу видеть тебя грустной. Ну вот как сейчас. Да и вообще в последнее время.
— Я в порядке, — говорю я, и смотрю, как она снимает этикетку, а затем проделывает то же самое с липкими частями, которые остались на бутылке. — У вас с Линденом проблемы?
Она останавливается и смотрит на меня.