Я подхожу и присаживаюсь на корточки рядом с ней. Провожу костяшками пальцев по ее щеке, и у нее перехватывает дыхание. Она переворачивается на спину. Я рассматриваю вырез, который соскользнул вниз, обнажая изгиб одной груди. У нее тонкая талия, широкие бедра, подчеркнутые идеальной формой, которую я так люблю. Платье облегает ее ноги и подчеркивает стройные лодыжки. Ее ноги босы, ногти на ногах выкрашены в женственный розовый цвет. Я протягиваю руку и прослеживаю форму ее ступни, изгиб пятки, вверх по линии плоти ее ноги, которая исчезает под платьем. Я продолжаю движение по ткани, по округлости ее бедра, к нижней части груди.
Когда я поднимаю на нее взгляд, ее глаза открыты. Чернота ее зрачков истекла, пока вокруг них не остался только голубой круг. Ее щеки раскраснелись, а губы приоткрылись. Я приближаюсь, затем наклоняю голову и обнюхиваю изгиб ее шеи. Она дрожит. Я поворачиваю голову, пока мои губы не оказываются на уровне ее губ. Ее дыхание смешивается с моим. Она сглатывает, и я чувствую, как напряжение в ее теле усиливается. Она прикусывает нижнюю губу, и я чувствую, как она тянется до самого кончика моего члена.
— Лиам, — шепчет она. У нее перехватывает дыхание. — Лиам. — На этот раз мое имя срывается на хныканье.
Одна сторона моего рта приподнимается. Я поднимаюсь на ноги и протягиваю руку.
Она моргает, затем вкладывает свою руку в мою. Я дергаю и поднимаю ее на ноги.
— Ты голодна? — спросил я.
Она открывает и закрывает рот.
— Я расцениваю это как «да».
— Я видела, как ты готовишь раньше, но все равно удивляюсь, что ты умеешь.
— Почему это? — Я наливаю свежевыжатый апельсиновый сок в ее стакан, затем доливаю себе, прежде чем сесть рядом с ней.
— Я не уверена почему, но ты не похож на человека, который умеет готовить. — Она бросает взгляд на французские тосты, которые я подал нам обоим. Мы сидим во внутреннем дворике, примыкающем к кухне, и лужайка перед нами ведет к пляжу. Песок белый, волны голубые, и желтое солнце начинает подниматься по небу. Птица скользит по течению, и справа от нас кричит чайка.
— На какого мужчину я похож?
Она смотрит на меня из-под опущенных ресниц.
— Ты похож на человека, у которого есть люди, которые приносят ему еду. Кто-то, кто может свергать правительства одним кивком головы, кто-то, кто может планировать поглощения компаний, даже не вспотев.
— И ты поставила меня на колени.
— Что? — Она качает головой. — Я не думаю, что правильно расслышала.
— Ты сделала это. Я никому не рассказываю о своем прошлом. Никто в моей семье не знает о том, что со мной случилось.
— Никто?
— Уэстон догадался, что что-то произошло за то время, пока его похитили, но он так и не смог узнать полную историю о том, через что прошел младший я. Если мои родители и замечали, что я был подавлен, они списывали это на то, что я расстроен из-за того, что произошло с Уэстоном и его друзьями. Это одна из причин, по которой я сблизился с Семеркой. Не то чтобы я вращался в тех же кругах, что и они, — они моложе меня, — но есть определенное ощущение, что мы родственные души.
— Значит, я единственный человек, с которым ты стольким поделился? — шепчет она.
Я киваю. Ее подбородок вздрагивает, и я кладу свою руку на ее.
— Я поделился этим с тобой не для того, чтобы ты меня пожалела. Я не нуждаюсь в твоем сочувствии, Божья коровка.
— Тогда почему ты...
— Решил поделиться с тобой?
Она кивает.
— Мы собирались пожениться. Кроме того, ты застала меня в разгар моего кошмара. Мне казалось правильным, что ты знаешь моих демонов. Точно так же, как я надеюсь, что ты поделишься тем, что у тебя на уме.
30

Зачем он мне это говорит? Почему он смотрит на меня этими всезнающими глазами, которые подразумевают, что он знает, что я скрываю? Это уже второй или третий раз, когда он намекает, что для меня безопасно рассказать ему о том, что меня беспокоит. Я восхищаюсь им за мужество, с которым он поделился своим прошлым; я просто еще не дошла до этого.
— Если мы собираемся стать родителями ребенка, мне кажется важным, чтобы мы были честны друг с другом. Ты не можешь построить отношения на слабом фундаменте, — добавляет он.
Я киваю. Что еще я могу сказать? У меня не хватает смелости открыть тебе свой секрет, потому что мне будет ненавистно то, как ты будешь смотреть на меня после этого? Хуже того, я не уверена, как я буду относиться к самой себе. И в этом-то здесь и проблема. Я признаю это, но не знаю, что с этим делать. Я отрезаю кусочек французского тоста и жую его. Сладость сахара в сочетании с заварной текстурой яиц и маслянистыми, хрустящими золотистыми краями тает у меня на языке. Это все равно что есть пудинг из хлеба с маслом, только гораздо лучше.
Раздается стон.
Его пристальный взгляд задерживается на моих губах, затем он протягивает руку и проводит большим пальцем по краешку моих губ. Он сосет свой большой палец, и все мое тело чувствует себя так, словно его готовят на медленном огне... Как французские тосты.
— У тебя там было немного сахарной пудры, — объясняет он. У него хриплый голос. С таким же успехом он мог бы сказать: «Я собираюсь трахнуть тебя». Чего, о боже, признаюсь, я действительно хочу.
Я сосредотачиваюсь на своей тарелке и с удовольствием доедаю оставшуюся часть блюда.
Когда я поднимаю глаза, он наблюдает за мной с ухмылкой.
— Что?
— Ничто не сравнится с женщиной со здоровым аппетитом.
— Помогает то, что твоя стряпня была неплохой.
— Неплохо, а? — Он смеется. Все его поведение расслаблено. Его плечи не напряжены, черты лица открыты. В нем есть общее чувство удовлетворенности, которое так сильно расходится с тем, каким я видела его раньше.
Я оглядываю остров, затем снова смотрю на него.
— Ты действительно не общительный человек, да?
Он откидывается на спинку стула.
— Люди — неизбежное зло, но я не вступаю с ними в контакт без крайней необходимости.
— Так почему же ты решился на такую публичную свадьбу?
— Ты знаешь почему.
— Я знаю, ты сказал, что пиар пойдет тебе на пользу, но я уверена, что даже если бы у тебя не было такого публичного мероприятия, это не помешало бы тому, что ты запланировал для своей компании.
Его взгляд становится непроницаемым.
— Я права, не так ли?
Он не соглашается и не возражает.
Я тянусь за клубникой и отправляю ее в рот.
— Так почему же ты пошел на это... — Я останавливаюсь на полпути, откусывая фрукт, затем смотрю на него. — А ты... — Фраза обрывается не в ту сторону, и я кашляю. Он похлопывает меня по спине, затем пододвигает стакан с водой. Я делаю несколько глотков, затем вытираю слезы со щек. — Это для меня. Ты сделал это для меня. Ты знал, что полученная в результате огласка или дурная слава, — я вздрагиваю, — пойдет мне на пользу.