Даниэль стиснул зубы, но послушно достал из аптечки обезболивающее средство, вставил ампулу в инжектор и воткнул иглу.
– Если с ней что-то случится, будешь виноват ты, – пробормотал он.
Девушка закрыла глаза, ее искаженные страданием черты разгладились, и она неподвижно застыла.
– Уже лучше? – Ивен заботливо склонился над ней. – Катерина? Катерина?!
Он приблизил щеку к ее губам, положил руку на шею, затем повернулся к напарнику. Взгляд его был полон ужаса.
– Умерла… Даниэль, мне кажется, она умерла.
Панталекис отступил на несколько шагов, будто случившееся с Катериной было заразным.
– Я ничего не сделал! – срывающимся голосом крикнул он.
Ивен плотно сжал губы. Он продолжал стоять, склонившись над Катериной и опираясь одной рукой о землю.
– Знаю. Помоги мне встать, пожалуйста…
– Ты что, плохо себя чувствуешь? – подозрительно спросил Даниэль. – Тебе нехорошо?
– Помоги… мне… встать…
Панталекис на всякий случай отошел еще на несколько шагов.
– Нет, – ответил он. – Даже не подумаю. Возможно, вы оба подхватили какую-то заразу.
– Мне нужно… лекарство… на корабле. Пожалуйста…
Даниэль молча покачал головой. Взгляд его широко раскрытых глаз был полон решимости.
– Нет.
Пошатнувшись, Ивен оперся на вторую руку. Кожа его, до этого просто бледная, теперь казалась почти прозрачной. Со лба стекали крупные капли пота, губы шевелились, словно он все еще пытался что-то говорить. Даниэль закрыл глаза, а когда снова их открыл, Ивен лежал, положив голову на грудь Катерины, словно мертвый Ромео рядом со своей любимой.
Он не дышал – по крайней мере, так казалось с расстояния в полтора десятка шагов. Проверять Панталекис не собирался.
Даниэль повернулся к челноку, размышляя, удастся ли ему долететь до корабля. У него кружилась голова, но он внушал себе, что это последствия страха, а наверняка не той кошмарной болезни.
И тут с неба спорхнул ангел.
Его силуэт, подобно комбинезону, окутывало голубое сияние. И у него были крылья – серебристые механические крылья, из которых в небо летели искры. Приземлившись на лестнице, он начал спускаться вниз.
Даниэль замер без движения. Ангел шагал, окутанный светом, и похоже было, что мгновение спустя он отрежет Панталекису путь к челноку.
И тогда, полностью отдавшись во власть паники, Даниэль повернулся и побежал в другую сторону.
Прямо в зал, из которого только что вынес умирающую Катерину.
Часть I
Время заканчивается
Финнен
Финнен… Естественно, можете так ко мне обращаться.
Здесь все именно так меня зовут. Мое настоящее имя звучит похоже, но выговорить его значительно труднее.
Да, я расскажу еще раз о Дне Ноль, хотя делал это уже столько раз, что порой мне кажется – с меня хватит.
День Ноль… Это не наше название, а ваше, мы использовали иное. Так же как Лунаполис, душеинженеры, башни Принципиума и Эквилибриума, и многие, многие другие. Названия, а также имена, способны доставить немало проблем, верно? Так что для простоты буду пользоваться вашей терминологией – думаю, это облегчит разговор обеим сторонам.
Итак – я, Финнен, а также женщина, которую вы называете Каирой, и ее брат Нирадж, повинны в том, что случилось в День Ноль. По крайней мере, так считает большинство новоземельцев. Я лично не уверен.
Возможно, история пошла бы в точности так же, если бы я никогда не встретил Каиру и ее брата. Однако мне нравится думать, что судьба двух миров зависела от того короткого момента на Водной площади, когда я заметил в толпе Каиру. Возможно, стой я тогда в полутора десятках шагов дальше, все сегодня выглядело бы совершенно иначе. Возможно…
Чтобы понять, что привело ко Дню Ноль, следует сперва понять нас – какими мы были, и то место, где мы росли.
Самый простой, но вовсе не обязательно самый верный ответ – мы были молоды. По вашему времяисчислению мне был двадцать один год, хотя, если бы тогда мне задали такой вопрос, мне пришлось бы долго размышлять, а потом я прибавил бы себе также годы, преодоленные во время Скачков. У нас была сложная система измерения времени, так что о ней я расскажу в другой раз.
Пока лишь важно то, что мы были молоды, а молодые верят, будто способны изменить мир.
Ответить на вопрос, каким был город, в котором мы росли, несколько сложнее.
В детстве он меня подавлял. Стоило задрать голову, и я видел башни, соединенные столь высоко висевшими в воздухе мостами, что при одном лишь их виде комок подкатывал к горлу. Сеть этих поднебесных дорог отбрасывала на ниже расположенные части Лунаполиса замысловатый узор из теней, будто над нами обитал гигантский паук. Ниже вместо дорог имелись лестницы, некоторые движущиеся, другие нет. Вдоль них тянулись здания из черного камня, каждое с несколькими лунными дисками на крыше, опутанное сетью труб и трубочек. Как в металле, так и в камне отражалось сияние красного солнца, и иногда, особенно под вечер, казалось, будто весь город сочится кровью.