Владыка задумался.
– Государь, я так думал, хорошо бы, когда сначала они в столице остались. Ненадолго хоть, чтобы приложились все желающие. Святой ведь… может, и ты снизойдешь?
Борис отказываться не стал:
– Хорошо же. Готовь встречу, Макарий, а мы уж с супругой, как положено, помолимся… Верно, Устёна?
Устинья глаза долу опустила.
– Как ты скажешь, государь, так и до́лжно быть.
Патриарх с одобрением покосился.
Покамест царицу оценивал он положительно. И скромна, и тиха, и скандала никто не видел от нее. Разве что боярыню Пронскую, Степаниду, к себе вызвала да поговорила жестко, ну так той и на пользу пошло. Все орать меньше стала баба вздорная, а то ведь не затыкалась ни на час, чувствовала безнаказанность свою. А сейчас присмирела… Надолго ли?
Бог весть.
Понимал Макарий, что сейчас на бабской половине палат передел власти происходит, такой же жестокий, как война, но вмешиваться не собирался. И Любава родня ему, и за Устинью Борис вступится, Макарию все одно несладко будет. Лучше подождет он в сторонке, покамест победитель определится.
И так уж Любава шипела, просила Устинью придержать, да куда там!
– На тебя, государыня, теперь весь народ смотрит. Помни о том, будь кроткой и благочестивой, пример подавай честным женам и дочерям.
– Благослови, владыка.
Макарий и благословил. И еще раз порадовался.
Марина-то и слушать не стала бы его лишний раз. Рявкнула, фыркнула бы, своими делами занялась. И поди тронь ее! Царица как-никак.
А эта покорна и благочестива, тиха и спокойна, по терему ходит глаза долу, разве что супруга надолго не оставляет, ну и то понятно – молодожены.
– Когда мощи ждать?
– Дней через десять, владыка.
– Распорядись все подготовить, Макарий. Сначала мы с супругой посмотрим и ты, мало ли что там иноземцы утворить могли, не было б прилюдного конфуза. Потом и на площади те мощи выставим.
Макарий бороду огладил, кивнул:
– Мудр ты, государь. И то, что там иноземцы понимают в истинном благочестии… тьфу у них, а не вера! И клирики их в Роме, говорят, погаными делами занимаются. Так и сделаем, спервоначала в палаты твои все доставим, потом уж на площадь выставим.
– Вот и ладно, Макарий.
Владыка на государя посмотрел да и откланялся. Чего ему молодых смущать? Видно же, хорошо им друг с другом, тепло, уютно… Пойти помолиться, что ли? Чтобы и деток их успел он окрестить…
Не было б этого разговора, да подслушала Устинья двух девок-чернавок, которые орешки щелкали, болтали весело.
– …опять белья недостача, а Степанида ходит, как и ничего.
– А что ей, когда царица Любава ей все простит, хоть ты горстями воруй? Хоть белье, хоть подсвечники, как в том году…
– Да, Любава. Хоть и женился государь наново, на Устинье Алексеевне, а все одно, не поменялось ничего.
– А что Устинья? Думаешь, даст ей эта гадюка хоть что сделать? Да никогда!
– Ты про царицу-то поосторожнее, сама понимаешь, она и язык вырвет.
Девчонки огляделись, поскучнели, потом одна из них итог подвела:
– Да… как была Любава государыней, так и останется, пасынок погневается да простит, а эта… ну и пусть себе за мужем хвостом ходит, хоть при деле каком будет, а не как та… рунайка.
Устя бы и дальше послушала, да мимо ее уголка укромного девицы уж прошли, а за ними бежать да расспрашивать ни к чему. Но выводы она сделала и боярыню Пронскую к себе позвала.
Та пришла, руки на груди сложила, воззрилась неуступчиво.
Устинья ее ожиданий не обманула, улыбнулась, как в монастыре научилась у матушки-настоятельницы. Та и не таких обламывала, попади ей Степанида, так уползла б до мяса ощипанной, навек про улыбку забыла.
– Поздорову ли, боярыня?
– Благодарствую, государыня, здорова я.
– А в палатах государевых, тебе вверенных, как дела обстоят, боярыня?
– И тут благополучно все, государыня.
– Да неужто? – Устинья удивилась, брови подняла. – Как так благополучно, когда в кладовых недостача, вечор девка руку на поварне обварила, а в горнице стекло ветром вышибло. Хотя и не ветер это, а царевич подсвечником кинул?
Боярыня нахмурилась еще сильнее.
– Так решено уж все, государыня.
– Адам Козельский никого не лечил.
– Так чего его к каждой дергать? Замотали руку – и не жалуется уже.
– Стекло вставили, знаю я. А с недостачей что?
Степанида замялась.
Про недостачу ей ведомо было, но вот откуда что Устинья узнала?
Устя нахмурилась, головой покачала:
– Вот что, боярыня. Ты мне книги хозяйственные принеси сей же час, посмотреть хочу, кто и сколько ворует. И девку сенную чтобы сей же час Адам осмотрел.