Сперва меня приняли настороженно. Но потом, когда поняли, что я веду себя мирно, не пристаю к их женщинам и не пытаюсь ничего украсть, отношение семейства мэтра Бризо ко мне заметно потеплело.
Особенно я вырос в их глазах, когда на следующий день добыл на охоте косулю. За обедом, лакомясь мясной похлебкой, обрадованный мэтр Бризо, узнав, что я сперва планирую заехать в Эрувиль, предложил мне место в их маленьком караване, так как они, прослышав о празднествах по случаю выздоровления Карла Третьего, тоже спешили в столицу Вестонии. Все остальные члены маленького клана Бризо единогласно поддержали своего предводителя.
Что же касается меня… Я в любом случае планировал впоследствии присоединиться к какому-нибудь каравану, так что вариант с бродячим театром был не так уж и плох. Тем более, компания мне попалась приятная и творческая.
Правда, то, чем они занимались, сложно было назвать высоким сценическим искусством. Увидев одну из репетиций, я понял, почему труппа Бризо обычно вынуждена была довольствоваться выступлениями в кварталах черни или в предместьях, а не на главных площадях городов.
В принципе, все члены семьи Бризо уже давно смирились со своей судьбой, кроме третьей и самой младшей дочери Жана и Микаэлы, Бриджитт, которой в этом году исполнилось восемнадцать. Если кого из всей труппы и можно было назвать актрисой, так это ее.
Бриджитт была настоящим самородком, алмазом среди грубой породы, который в будущем, при должной огранке, мог бы превратиться в настоящий бриллиант. Уверен, только благодаря этой девушке труппу Бризо терпели зрители.
Похоже, об этом знали ее родичи, и об этом знала она сама. Как и любая другая актриса, познавшая силу влияния своего таланта на зрителей, Бриджитт была натурой капризной и амбициозной.
Вспомнив вчерашний разговор у костра, я усмехнулся. Речь шла о будущем. Каждый высказывался о своих мечтах и желаниях. Старшие члены семьи говорили о покупке небольшого дома в каком-нибудь спокойном городке, где они могли бы наконец осесть и оставить кочевую жизнь, которая, как я понял, уже всем порядком надоела, особенно женской половине.
Мэтр Бризо очень надеялся на объявленные Карлом Третьим празднества, обещанные в Эрувиле. Он рассчитывал там заработать недостающую сумму на покупку дома, которую они собирали всей семьей, кочуя из города в город вот уже несколько лет.
Кстати, война в Бергонии существенно поправила материальное положение семейства Бризо, что лишний раз оправдывало народную мудрость: «Кому война — слезы, а кому — золото».
— Вот купим домик где-нибудь на юге герцогства Гонди и заживем спокойно. Да, Черныш? — с улыбкой произнес мэтр Бризо и потрепал по загривку большого пса, лежавшего у его ног. Пес широко зевнул и положил голову на ногу своего хозяина.
— Ах, дядя! — с горящим взором воскликнула Бриджитт. — А я верю, что в столице нас обязательно ждет успех! Нас заметит кто-нибудь из влиятельных вельмож, и наша труппа обретет богатого покровителя! Перед нами откроются двери лучших театров Вестонии.
— А если этого не произойдет? — усмехнулся мэтр Бризо.
— Тогда мы обязательно должны направиться в Нортланд и выступить перед его высочеством принцем Луи! Вот кто истинный ценитель искусства!
Мэтр Бризо и остальные лишь покачали головами.
— Дочь, помнится, ты уже предрекала нам успех в Гондервиле, — с насмешкой в голосе произнесла Микаэла, при этом занимаясь перекладыванием трав. — Ты убеждала нас, что маркграф де Валье обязательно оценит наше выступление и примет деятельное участие в нашей судьбе. Ты говорила, что после твоего соло его сиятельство лично преподнесет тебе букет самых дорогих цветов. И где сейчас маркграф де Валье и его огромный букет?
— Милая матушка, — сузив свои большие голубые глаза, произнесла Бриджитт, — я не виновата в том, что его сиятельство не соизволил посетить грязный, провонявший помоями переулок в предместье Гондервиля, где мы имели честь давать свое грандиозное представление, в котором, кстати, Клер снова перепутала свой текст. Трижды! А Гастон почему-то решил, что ужасная импровизация — лучшая альтернатива отличному сценарию. Матушка! Это чудо, что нас не забросали гнилыми овощами!
Клер и Гастон никак не отреагировали на слова Бриджитт. Видимо, эти упреки они уже слышали не единожды.
— И я искренне рада, что в тот день его сиятельство маркграф де Валье не был свидетелем нашего позора… — почти шепотом добавила Бриджитт. Ее щеки порозовели, а взгляд немного потеплел. Блики костра отражались в ее широко раскрытых глазах.
— Я видела его сиятельство на открытии монумента. Такой высокий, утонченный и блистательный. Его лицо словно было высечено из мрамора. А глаза… О, боги! Я бы не пережила этого позора.