Спать Илья не хотел и, коротая время, стал проглядывать газеты. В одной из них он увидел просьбу о помощи, похожую на старые вырезки из газет, те самые, что лежали в отцовской книге в шкафу. Здесь тоже была фотография мальчика, которому требовалась операция, а у родителей не было денег. Мальчик был невеликий, два года всего, но с пороком сердца.
Просьба родителей, врача-кардиолога, комментарий: "Операция жизненно необходима, и сделать ее можно, не вскрывая грудную клетку.
Диаметр порока позволяет закрыть его через сосуды… Через неделю мальчик будет здоров". Не хватает 69 850 рублей. Подробности на сайте.
Фотография была обычной, газетной, черно-белой. Чем-то похож был этот мальчик на племянника Андрюшку.
Илья тут же включил компьютер и нашел этот сайт: rusfond.ru. В
Интернете фотографии были цветными, и мальчик – словно живой. Он и был, слава богу, живой: синие глаза, большие, а них – ожиданье.
Еще сегодня утром Илья держал на руках племянника Андрюшку. Теплое хрупкое тельце, доверчивый взгляд. И потому было особенно больно глядеть на такого же мальчика, который был на пороге смерти. Сегодня еще живой: ласковый, милый. А завтра? Всего лишь шестьдесят тысяч рублей… Долгая счастливая жизнь на радость всем и себе. Или смерть.
Картинка на экране компьютера была четкой и яркой. На ней – другие детские лица. Такие же славные, доверчивые. Еще не понимают, от чего зависит их завтрашний день. И будет ли он? Вот этот малыш уже устало прикрыл глаза. И откроет ли их? Рядом текст:
"Перед Вами письма простых людей. Перед Вами лица детей, которые еще живы, им можно помочь, им очень нужна Ваша помощь…
Катя Матвеева, 4 года… 133 600 рублей.
Вася Коваленко, 3 месяца… Его спасет срочная операция… 84 000 рублей.
Равиль Азнакаев, 9 месяцев… 150 400 рублей. Нельзя терять времени.
Ему еще можно помочь.
Костя Данилкин, 8 лет… Откладывать операцию уже нельзя. Это единственное средство для спасения жизни".
Илья глядел, читал, вглядывался в детские лица. Мальчик, похожий на
Андрюшку, виделся ему живым: вот-вот моргнет, улыбка затеплится, шевельнутся губы.
Если бы… Если бы у Ильи были деньги, хоть какие-то, он бы тотчас отдал бы не раздумывая. Он был по натуре человеком добрым и мягким.
А еще – он совсем недавно стоял на грани жизни и смерти и потому понимал осязаемо, что значит расставание с жизнью.
Уронив голову на стол, на руки, Илья замер, прикрыв глаза. Но все равно видел лицо мальчика.
Мать вошла в квартиру и в комнату неслышно и, подумав, что сын заснул у компьютера, хотела выключить аппарат.
Илья вскинулся и заговорил быстро, горячечно:
– Мамочка, помоги. Я не хочу, чтобы он умер. Господи… Да он только жить начинает! Я прошу тебя. Он так похож на Андрюшку. Но дело не в этом… – Он говорил взахлеб, подступали слезы; и в глазах и в голосе
– боль нешуточная.
Он показывал на экран компьютера, он газету протягивал.
Мать все поняла и сказала:
– Успокойся. Сделаем. Я обещаю. Успокойся, пожалуйста, милый, – попросила она, выключая компьютер и принимая из рук сына газетный лист с просьбой о помощи. – Все будет в порядке, Илюша. Обещаю тебе.
Пошли на кухню. Я приехала пообедать и тебя повидать. Ты ведь сегодня улетаешь. Я все поняла, – еще раз твердо повторила она. – Мы все сделаем. И больше не надо об этом. Пожалуйста… Расскажи, как съездил. Что там и как?
Илья поверил матери и начал рассказывать о поездке: о бабушке, о малом Андрюшке, о рыбалке, о старой слепой Чурихе, которая приняла его за доктора Хабарова и просила вылечить. Про главное и больное он не стал говорить, жалея мать.
Это было всего лишь два дня назад. Но нынче, у тетушки Ангелины, прежде чем отправиться спать, Илья сел у компьютера, нашел сайт rusfond.ru, открылась страница, на экране появились детские лица и текст: "Перед Вами письма простых людей… Перед Вами – лица детей…"
Но, слава богу, мальчика, так похожего на племянника Андрюшку, двух лет от роду, синеглазого, с пороком сердца, на экране не было. Слава богу. И спасибо маме.
В спальне, с открытой настежь балконной дверью, в постели своей,
Илья заснул сразу, лишь подушки коснувшись.
И так же легко проснулся, когда утреннее низкое солнце желтыми лучами вломилось в комнату через окно и раскрытую дверь.
А внизу, возле дома, по садовым дорожкам уже бродил Тимофей. Илья спустился к нему.
– Забыл… Какую-то розочку Геля мне приказала утром посмотреть и понюхать. Очень красивую. Она спит, – сказал он о жене. – Возилась со мной долго. Спину мне растирала. А я по привычке рано встаю. Но завтракаю позднее, а ты, если хочешь…
– Нет, нет… – отказался Илья. – Погуляем. В сосновой роще, – вспомнил он утро вчерашнее.
Они вышли через садовую калитку; сосновая роща встретила их утренним густым горьковатым настоем словно не воздуха, но живительного пития.
По мягкой хвойной подстилке тропкою, а потом напрямую они неторопливо шли, одинаково осязая и принимая простые радости летнего погожего утра.
– А вот муравейник… – сказал Илья.
– Проснулись. Работнички… – коротко одобрил Тимофей муравьиную жизнь и глядел на нее завороженно.
Склониться над муравейником; отколупнуть от соснового золотистого ствола каплю пахучей смолки; остановиться, глядеть, как высоко, далеко светят небесная синь и бель облаков в прогалах сосновых вершин; на опушке радоваться порханью бабочек и радужному сиянью стрекоз, греясь вместе с ними в утреннем солнце, – разве не счастье?
Из зеленого сумрака – на солнечную поляну и снова под зеленую сень.
Словно остановилось время.
Но оно текло неприметно. И вот уже голос Ангелины зовет и зовет их.
Пришла пора возвращаться.
– Как хорошо погуляли… – вздохнул Тимофей, словно уходя из какой-то иной жизни снова в нынешнюю.
Не в пример вчерашнему дню, сейчас он выглядел здоровее, моложе: походка легкая, разгладились морщины лица и спина не тревожит.
– Так и надо – каждый день гулять и гулять утром, – внушал Илья. -
Такое место, такие сосны…
– Рано уезжать приходится. Работа… – оправдывался Тимофей.
– Сколько можно работать? – искренне жалея уже немолодого дядюшку, спросил Илья. – Просто жить надо. Это так прекрасно. Проснуться утром и идти гулять в эту рощу. Спокойно, неторопливо… Сосны, небо, река, поляна, муравьи, птицы. Сколько всего!
– Ты – молодец. Ты прав, – вздыхая, соглашался дядя. – Это прекрасно: проснуться, никуда не спешить, идти на прогулку. Собачку завести. Маленькую, для компании. Это – замечательно… Никуда не спешить.
И жене своей, Ангелине, их встречавшей, он стал говорить с необычным воодушевлением:
– Илюша – такой молодец! Мы так хорошо гуляли в сосновой роще! Такой воздух… Тебе, Геленька, тоже надо по утрам гулять. И надо бы нам вместе… Мы когда-нибудь вместе с тобой будем гулять. Все наладится.
Я не буду работать, собачку заведем и будем гулять по утрам, никуда не спеша.
Ангелина перевела взгляд с мужа на племянника, почуяв не столько в словах, сколько в голосе мужа, в молодом блеске глаз что-то новое, не больно понятное.
– Пора пить чай, – остудила она неожиданный пыл супруга и вспомнила:
– А ты посмотрел, как расцвела Ландора? Ты же вечером ничего не увидел.
– Посмотрел, Геленька, посмотрел. Удивительно… Замечательно расцвела.
– Вот видишь, а ты еще не хотел. Хватит да хватит…
– Виноват, Геленька. Но ведь ты настояла – и правильно сделала.
Можно, я тебя поцелую?
– А ты не забыл про качели? И мавританский газон? Вдруг приедут Вера и Миша, а у нас и качелей нет. Дети так любят качели. Вот и пусть качаются. Представляешь… – мечтательно проговорила Ангелина. – Они – на качелях, а мы рядом сидим, в креслах, на мавританском газоне. И любуемся…
– Конечно, Геленька. Это очень красиво. И я ничего не забыл. Все заказано. Но ты молодец, что напомнила. Я проверю обязательно. И накручу хвосты…
Тимофей понимал жену. Качели, мавританский газон… Все это – пустяки.
Дело в том, что дочь обещала привезти внуков на лето. Готовились, ждали с нетерпеньем. Но вот уж скоро и лету конец, а их нет. Не дождались. Разве не печаль? Жена крепится, не говорит об этом. Но ведь плачет душа…