Хельга начала говорить, но без предыдущего объяснения Бертель большая часть осталась бы непонятной. Даже сейчас многое было ей неясно. Поэтому она перебила себя: - Я слишком глупая. Что Уилер имеет в виду? Искусственное изменение дельфинов? Ты можешь себе это представить? -
Хубер отодвинул чашку. - Я знаю не больше того, что он сказал на лекции. Что доктор филологических наук может знать о генетике и химии белка? Я знаю об этом столько же, сколько любой здравомыслящий человек знает об этом сегодня из газет. Учитывая мою область деятельности, я не могу претендовать на звание фотографа; вы знаете, как мне трудно отследить в моих легендах и сказках реальную подоплеку, историческую инфраструктуру, так сказать. Но послушай, можно, например, взять рыбу, тюленя или что-то подобное и повозиться с его генами, предположив, что мы на несколько тысяч лет мудрее вас. Или, возможно, синтез белка уже настолько продвинут, что можно сконструировать яйцеклетку и сперматозоид в лабораторных условиях, а затем вывести мужское и женское существо – псевдосущество! Существо будет жить, но согласно заранее сформированной биогенетической программе. Или, возможно, кто-то разработал методологию встраивания будущих наследственных признаков в белковые структуры генов, называемые дезоксирибонуклеиновыми кислотами. конструировать, синтезировать, так же, как мы сегодня… - сделайте таблетку от головной боли из любого простого вещества.
Хельга подперла голову рукой и внимательно смотрела на него.
По потемнению её глаз он видел, насколько глубоко она была поглощена его словами. У неё всегда было такое выражение лица, - взгляд изнутри когда она сосредотачивалась на чём-то, полностью погружаясь в это; он замечал это и в театре, и на концертах.
Нетерпеливым движением она откинула прядь волос со лба. - Наверняка для этого нужны большие лаборатории, и на Земле от них не должно было остаться и следа? -
- Возможно, эта культура, превосходящая нашу, погибла вместе со своей технологией? На конгрессе высказывались похожие мнения. Но мне пришла в голову идея. Почему бы вам не заглянуть к Петеру попозже и не спросить, не захочет ли он присоединиться к нам сегодня вечером? Я мог бы рассказать ему о конгрессе и лекции Уилера, которая, уверен, его заинтересует. Что ты думаеш? К сожалению, у меня нет времени. Мне нужно в университет, на семинар, а потом, ура, в Хольцапфель С этими словами он ещё раз взмахнул министерским письмом, сунул его в папку и поспешил прочь.
Вот он и бежит, подумала Хельга, к Хольцапфель, Боже мой, там он будет скромным, если не сказать застенчивым. Я знаю Бертеля. Он добрый, но слишком увлечён своим воображением, иногда сам им увлечён, и, по сути, совершенно непрактичен в повседневных делах.
Она была фактически главой семьи, не только когда дело касалось забивания гвоздей в стену, но и в других отношениях: ей приходилось распоряжаться деньгами, и если требовалось что-то важное купить, ей приходилось убеждать его в этом; он всегда полностью полагался на неё. Слишком много, слишком исключительно, по её мнению.
Возможно, всё было бы иначе, если бы у них были дети. Они бы громко и безжалостно заявили о своих требованиях и спустили бы папу с небес на землю. Хельга отбросила эту мысль; она слишком часто посещала его.
Бертель пользовался большим уважением в своей области, хотя и был склонен мечтать и строить догадки, особенно когда погружался в сказки и легенды. Он даже разработал теорию на основе сказок о гномах, сначала полушутя как - вклад фольклора в утопию а затем всё более серьёзно. Некоторые исследователи утверждали, что сказки о гномах – всего лишь старые воспоминания шахтёров, но он не соглашался: гномы были астронавтами с другой планеты, вероятно, из другой солнечной системы!
Он собрал огромное количество литературы о гномах; по его мнению, основные характеристики в сказках и легендах полностью соответствовали его теории. Он часто ловил себя на том, что говорит о них; друзья часто дразнили его, называя - гномом Бертелем - или, более величественно, - королём Лаурином в честь легендарного короля гномов Доломитовых Альп, который, как говорили, боролся с Дитрихом фон Берном. Он принимал эту насмешку, хотя втайне немного возмущался. Он был убеждён в своей правоте.
Разве его идея была настолько невозможной и фантастической в мире космических полётов, лунных обсерваторий и космического цветного телевидения? Но, с другой стороны, разве это не была всего лишь прихоть, каприз? Разве не было риска с такой теорией выставить себя дураком, как серьёзного исследователя?
Разве он не чувствовал то же самое? Ведь в своей книге он вообще не упоминал теорию карликов. Означало ли это, что он сам не был в ней уверен? Но откуда же взялось рвение, с которым он продолжал искать и упорствовать в этом направлении?