Когда он впервые встретил дельфинов, он сразу же влюбился в них. Вдохновленный старыми отчётами и практическим опытом рыбаков, он вскоре разработал совершенно уникальный план: тренировать крупные стаи дельфинов для ловли рыбы, вырабатывая у них устойчивые рефлексы и тем самым создавая - силу поддержки - для рыболовов-лесорубов.
Это казалось ему целью. Программа разведения дельфинов должна была контролироваться таким образом, чтобы вывести породу, у которой условные рыболовные рефлексы были бы особенно выражены и прочно сформированы.
Планы Конькова ранее были отвергнуты. Он несколько раз пытался убедить Сахарова включить свою идею в исследовательскую программу Океанариума. Но Сахаров и Академия наук отказались, поскольку Океанариум был сосредоточен на изучении структуры мозга дельфинов и не планировал создавать здесь дельфинарий.
Поэтому Коньков, всё ещё лелеявший надежду, не был особенно рад присутствию американского профессора; его присутствие могло означать лишь то, что все интеллектуальные и материальные ресурсы, больше, чем прежде, будут направлены на изучение дельфинов. Лично он ничего не имел против Уиллера; напротив, он находил его почти симпатичным и, если быть честным, совсем не похожим на того янки, которого он себе создал. Но с каждым новым приближением к - зоне молчания - возможность реализации его самых фундаментальных идей уменьшалась.
Мрачное выражение его лица в то утро было достаточно красноречивым.
От стола Сахарова открывался потрясающий вид на большой открытый бассейн и море. Справа на заднем плане тянулись холмы, усеянные разноцветными осенними листьями, а вода в бассейне ярко пенилась вспышками света всякий раз, когда дельфин выгибал спину, чтобы вдохнуть. Но сегодня этот знакомый образ, похоже, не трогал ни одного из них. Они сидели друг напротив друга молча: Сахаров, миниатюрный, элегантный, с седыми висками, сцепил тонкие руки; его серые, несколько холодноватые глаза приобрели насмешливо-превосходное выражение. - Ну же, мой мальчик, – подумал он, изучая Конькова. – Ну же, расскажи мне, я слишком хорошо знаю, что тебя беспокоит. Лучше сказать мне всё прямо, чем держать это в себе, где оно будет разрастаться, как опухоль. Так что давай, я скажу тебе не прямо, а ясно, чтобы ты понимал, куда клонят твои мысли.
Коньков, вызывающе нахмурившись, начал: - Аркадий Петрович, я всегда был открыт. Предлагаю прекратить эксперименты с Хойти и Тойти. Немедленно. Вы же знаете мои мысли. Мы зря тратим время и упускаем из виду гораздо более важные проблемы, которые ждут своего решения
Сахаров барабанил пальцами по столу. Пусть закончат, подумал он, пусть закончат первым.
- Какие вопросы, по-вашему, важнее программы исследований, утверждённой Академией? -
Что он наивен, подумал Коньков, ладно, пусть ещё раз послушает. - Вы прекрасно понимаете, о чём я. Быстрое разведение дрессированных дельфинов, которых можно было бы предоставить нашему рыболовному флоту, займёт год-два, но это принесёт немедленный экономический эффект; люди увидят нашу работу, мы сможем добиться чего-то полезного Это прозвучало более раздражённо, чем он намеревался.
Сахаров перестал барабанить и посмотрел Семёну прямо в лицо.
- Вы же знаете, как и я, что Главное управление рыболовства после тщательного рассмотрения отклонило ваше предложение. А то, что мы сейчас делаем, по-вашему, бесполезно?
Он наклонился вперёд, выражение его лица стало добрым, почти отеческим. В глазах исчез насмешливый блеск; Он впился взглядом в Конькова, и его голос был тёплым, когда он продолжил: - Ох, Семён, ты не хочешь понять. Никто не спорит, что твои идеи были бы полезны для нашего рыболовства, если бы не новые, технически гораздо более простые методы, вроде эхолокации, ловли на свет и так далее, которые делают такое длительное дело, как разведение стаи дельфинов, несрочным, даже ненужным. Время наше быстротечно, и то, что сегодня передовое, завтра оказывается устаревшим — так уж устроено. Но то, что мы здесь исследуем, возможно, разрешит некоторые фундаментальные вопросы эволюционной теории для всего человечества, приведёт к новым, фундаментальным открытиям!
- Возможно, вы правы — признал Коньков. Он был не из тех, кто мог долго злиться, и, в сущности, восхищался Сахаровым как великим теоретиком. - Но когда же будет результат, что-то ощутимое, и какую пользу это принесёт? Вы мне этого не скажете, а ваш знаменитый американец и подавно!
Сахаров вспылил: - Не нравится, так подавайте заявление о переводе. Например, в Главное управление рыбного хозяйства на должность главного зоотехника; вас примут с распростёртыми объятиями. И что это за разговоры про знаменитого американца? Неужели вы не понимаете нашего времени? На профессора Уиллера действительно нечего жаловаться. Он у нас хорошо устроился и работает, как все. Я никогда не замечал у него особых запросов.