Однажды весной Бертеля одного отправили купить что-нибудь для бабушки. Ему нужно было пройти мимо огромного здания с колоннами, - Комендатуры как сказала ему бабушка. Перед дворцом стоял часовой с автоматом на груди. Бертель посмотрел на странного солдата с другой стороны улицы сначала робко, потом пристально. Бабушка всегда слишком быстро тащила его за собой. Русский был без пальто; в конце концов, уже была весна, и Бертель заметил, что у него ноги, как у всех остальных. На них были начищенные чёрные сапоги, блуза были туго затянута поясом, а из-под пилотки выглядывал клок светлых волос. По возрасту еще мальчишка. У мальчика был маленький, смешной нос пуговкой и весёлые глаза, усеянные веснушками; это было видно издалека.
Хотя Бертель и разглядывал красноармейца с безопасного расстояния, он заметил это, и коротышка показался ему довольно бледным и изможденным. Во всяком случае, часовой с большим автоматом подмигнул Бертелю и рассмеялся, а Бертель, поначалу испуганный, в конце концов нашёл это забавным и тоже рассмеялся. - Русский надо мной посмеялся – подумал он, продолжая идти.
С тех пор русские стали для него настоящими людьми. С ногами, глазами и ртом, которые заставляли их смеяться. Но в них всё ещё оставалось что-то чуждое, что-то, что прилипло к ним, особенно потому, что постоянно это повторяли взрослые.
Он должен был думать обо всём этом, собирая чемодан. Потому что ему хотелось оказаться в том самом дворце, перед которым стоял тогда часовой, этот весёлый Иван или Сергей, или как там его звали. Там, в бывшей комендантской, находилось Министерство культуры. Он хотел войти, обременённый тревогами, жалобами и стопкой зарубежных пресс-релизов, которые, как правило, хорошо и с замечательным осмыслением освещали его книгу - "Фантазия и реальность – сравнительное изучение истории, легенд и сказок Тироля".
***
Пронзительно прозвенел звонок, возвещая об окончании перерыва в конференции. Вопреки всем обычаям, у дверей Большого зала венского дворца Хофбург собралась толпа, словно никто из участников конференции не мог дождаться возвращения на свои места.
Боковые ярусы, где теснились люди, тоже быстро заполнялись. Стук стульев, обитых выцветшим бордово-красным бархатом, смешивался с обрывками разговоров со всего мира, эхом отражаясь от стройных мраморных колонн.
Холодное великолепие просторного зала, залитого приглушённым светом двух огромных хрустальных люстр, контрастировало со строгим убранством президиума конференции. Там, на заднем плане, было растянуто прямоугольное светло-голубое полотнище, изображающее земной шар в серебряных очертаниях, обрамлённый двумя лавровыми ветвями – символом Организации Объединённых Наций. А над этим сине-серебряным, этим мерцанием устремлённой в будущее надежды, висел австрийский федеральный орёл – чёрный колосс в красно-бело-красном нагруднике, растопырив когти и держа в одной руке молот, а в другой – серп; старый двуглавый орёл Габсбургов, сгоревший в огне Второй мировой войны и ставший после освобождения символом республики. Символ, гротескно контрастировавший с реальностью, не только с имперско-королевской атмосферой этого зала, но и со всем внешним миром.
Звон стульев стих, и в зале повисло шуршание – результат перелистывания тысяч страниц программы конгресса, словно все хотели убедиться, что сейчас выступит именно Джон Г. Уилер.
Знаменитый зоолог никогда прежде не выступал на международном конгрессе. Высокий, худощавый американец широким шагом прошёл между рядами стульев к кафедре, открыл портфель, сменил очки и окинул взглядом аудиторию, откуда его встретила волна любопытства. Затем он коротко поклонился председателю и начал тихим, сухим голосом.
Семён Коньков внимательно выслушал первые несколько предложений, держа ручку в руке. Через несколько минут он сунул её в нагрудный карман. То, что американец объявил о мозговом индексе, можно было найти в любом школьном учебнике биологии. Взаимосвязь между корой головного мозга и лежащими в её основе вегетативными нервными центрами у различных млекопитающих:
Жираф 38
Медведь 42
Обезьяна 62
Слон 145
Дельфин 175