Они чокнулись бокалами крепкого армянского вина. В тот вечер Амбрасян вёл себя иначе. Напряжение последних месяцев действовало ему на нервы. Теперь он казался расслабленным и непринуждённым, напряжение спало.
- Помните, профессор Хубер, — сказал он, поднося бокал к свету, пока тот не засиял, словно рубин, — когда я впервые встретил вас в Москве? Я упомянул, что у меня особые отношения с вашей страной, что я помог освободить её от фашизма. Я был тогда ещё молод, но отчётливо помню то время.
Хубер кивнул, и Амбрасян продолжил: - Тогда вы, должно быть, были ещё ребёнком, возможно, босым пастухом, как и я, только не в горах Армении, а в Австрийских Альпах. Я приехал в Вену молодым младшим лейтенантом. Я участвовал в последних ожесточённых боях на Венгерской равнине и после капитуляции в Вене стал переводчиком при военной администрации. Тогда, конечно, я говорил гораздо лучше, чем сейчас; ещё в школе я питал пристрастие к немецкому.
И знаете, что меня больше всего потрясло в Вене? То, что никто не имел никакого отношения к нацистам. Мне казалось, что каждый, кого я встречал или с кем приходилось вести переговоры, хотел возмущённо воскликнуть: - Гитлер? Никогда о нём не слышал. Австриец? Совершенно невозможно Знаю, это преувеличение, но именно так я себя тогда чувствовал. Все казались мне трусами и подхалимами.
Мне не терпелось встретить кого-нибудь, кто скажет мне в лицо: да, я был нацистом. Я верил в Гитлера, а теперь мне придётся смириться с тем, что всё было неправильно, более того, как вы утверждаете, преступно. Конечно, я встречался и со старыми товарищами. Большинство из них совершенно ясно понимали это. Но большинство людей, многие другие! Я мог объяснить себе это только тем, что годы террора заставили людей подавлять собственное мнение, пресмыкаться перед властями. И что они привыкли к этому и, сами того не осознавая, стали калеками, людьми без человеческого достоинства.
- Кроме этих товарищей, вы нашли кого-нибудь с открытыми взглядами? - — спросила Хельга.
- Да, пожилая женщина, которая пришла в наш штаб, потому что её сына арестовали. Она выглядела несчастной и измождённой. Её сына призвали в войска СС в последние недели войны, затем он сбежал и прятался у матери. Соседи донесли на него, и его посадили в тюрьму до решения его дела. Его мать пришла ко мне, чтобы всё рассказать. Её старший сын погиб в бою. Он ушёл добровольцем. Она, старая ткачиха, была безработной три года до аншлюса; её муж умер от туберкулёза много лет назад.
deva
Я до сих пор слышу её старческий, дрожащий голос, когда она спрашивала: - "Скажите, офицер, неужели всё было так плохо, что Гитлер дал нам работу? Можете ли вы понять, что значило для нас снова иметь работу, иметь возможность покупать вещи с деньгами, больше не просить работу, снова быть людьми? - Мы поверили Гитлеру, потому что нам стало лучше. И когда пришла война, мы снова поверили, что… Другие хотели отнять то немногое, что нам удалось создать. Так оно и было. Сегодня вы пишете многое такое, чего мы тогда не знали. Поскольку вы пишете, что коммунисты за справедливость, я пришла к вам."
Амбрасян помолчал. - В данном случае я смог помочь — заключил он. - Сына освободили. Тогда я многое понял, в том числе, как обстоят дела в сознании ваших соотечественников и как много ещё предстоит сделать, чтобы всё изменить.
Пока Амбрасян говорил, Бертель думала о своей бабушке. Как же она была далека от него, каково было её серое, самое серое прошлое. Хельга, казалось, чувствовала то же самое; необычайно серьёзно она сказала: - Когда я думаю об этой женщине и одновременно о том, что мы переживаем сегодня, как мы сидим здесь вместе... И всё воспринимается как должное; замечательно, что мир наконец-то приходит к согласию... Открытие внеземного происхождения двух спиралей также считается во всём мире великолепным, потому что теперь у каждого есть уверенность, что он не один в космосе.
Амбрасян по-своему поднял брови и сказал доктору Шварцу несколько русских предложений. Он встал и вернулся со стопкой газет, которую молча положил на стол перед Хельгой.
- Что это такое? - — воскликнула она. - Немецкие! - Обрадованная, она взяла первую и прочитала: - КОМУ ПРИНАДЛЕЖИТ СПИРАЛЬ ХУБЕРА? - Она остановилась и потянулась за следующей: - ИТАЛЬЯНСКАЯ ГОСУДАРСТВЕННАЯ СОБСТВЕННОСТЬ, ДОСТАВЛЕННАЯ В МОСКВУ АВСТРИЙСКИМИ КОММУНИСТАМИ а затем: - КОГДА ООН НАКОНЕЦ ВМЕШАЕТСЯ? - Эти и подобные заголовки первыми бросились ей в глаза. Невольно она отодвинула стопку. - Что это значит? - — спросила она, глядя на Амбрасяна дрожащим от волнения голосом.