Ещё во время полёта они заметили яркие войлочные юрты, напоминающие разрезанных пополам теннисных мячей; здесь, на окраине города, их было много. Некоторые служили жилищами для приезжих, которые разбивали лагерь традиционным способом, пока в соседней высотке не была готова трёхкомнатная квартира с дистанционным отоплением, кондиционером и ванной комнатой. Другие же, из старомодной привязанности, использовались как дача, юрта выходного дня с переносным телевизором и холодильником, где они весело проводили свободное время и очень гордились тем, что сохранили верность обычаям древних джигитов – воинов доисторических времён.
Позолоченный шпиль Чорчена, пирамидальной гробницы чудотворца-ламы, охранявшего ворота последнего монгольского монастыря, ярко сиял в лучах послеполуденного солнца. За ним приземлялись здания; впечатление усиливали их высокие двускатные крыши. Глазурованная зеленая черепица украшала фронтоны, перемежаемые небольшими позолоченными группами фигур, тушами животных, ланями – символами мира.
Они были гостями настоятеля, невысокого, сгорбленного, величественного старика с ухоженной белой бородкой, который тремя днями ранее на приеме, устроенном Монгольской Академией наук, сердечно пригласил их посетить свой монастырь и, прежде всего, его знаменитую библиотеку. Бертель тут же согласился, пообещав себе заглянуть в странный мир, существовавший лишь в отрывках, увидеть страну, с которой он прежде встречался лишь в её современном виде, в лице врачей и профессоров, учившихся в Ленинграде или Москве, Улан-Баторе или Лейпциге. Только настоятель в жёлтом шёлке имел хоть какое-то отношение к истории, но никто не знал, насколько глубоко.
Молодой монах с круглой, гладко выбритой головой, в традиционном одеянии жёлтой секты, чрезвычайно вежливо приветствовал их и проводил в монастырь.
Настоятель жил в непомерно большой юрте; можно ли её ещё назвать юртой? Пол был бетонным. Будучи приёмным залом, он, вероятно, служил скорее символом. Хельга робко шагнула на мягкие, яркие ковры, которыми была устлана круглая площадка; всё казалось ей экспонатом этнологического музея, включая низкие скамьи с мягкой обивкой, обитые выцветшей парчой. Перед ними стояли изящные темно-красные лакированные столы, на которых, строго соблюдая церемонию, были расставлены, даже сложены друг на друга, блюда: головки сыра, чаши с кумысом, круглые пирожные и, разительно контрастируя, стаканы в современных подставках из анодированного металла, как в гостинице - Россия - в Москве. Даже приветливый настоятель в плотном желтом шелке, который так весело беседовал с Амбрасяном и, конечно же, прекрасно говорил по-русски, – безусловно, часть истории, но в то же время и современности, двойной доктор, профессор средневековой истории, настоящий анахронизм.
Она думала о том же, осматривая монастырь. Там сидели почтенные монахи, бормоча свои священные, древние стихи, беспрестанно перебирая чётки, пронзительно издавал звуки бронзовый рог, звонили колокола и гонги, всё было очень торжественно, ритуально, все относились к своим обязанностям очень серьёзно, но снаружи, в нескольких сотнях метров, возвышался шестнадцатиэтажный небоскрёб, в приёмной звонил телефон, а настоятель был членом академии.
- Так жили в нашей стране более 200 000 лам — пояснил переводчик Бьямба. - Сильные, умные люди, четверть населения, но они только и делали, что непрестанно молились в своих монастырях или во время странствий по стране, и все должны были им платить дань, все! Эти здесь, в Улан-Баторе, теперь последние. По словам настоятеля, молитвенные упражнения значительно сократились
- На что они тратят оставшееся время? - — спросил Бертель.
- Они используют это с большим успехом. Некоторые работают полевыми хирургами в амбулаторных клиниках Бьямба тихо рассмеялся, увидев изумлённое лицо Хельги. - Нет, не как целители, как можно подумать; монахи закончили техникум и получили дипломы. Они пользуются популярностью у народа за свою доброту и заботу. Некоторые из древних ламаистских традиций, основанных на многовековом опыте, теперь стали общеизвестными
- Только что заместитель настоятеля заявил, — рассказал доктор Шварц, — что ламаизм прекрасно совместим с диалектическим материализмом. Мне нужно сначала это переварить. Интересно, как он это обосновывает: они тоже верят в бесконечность и вездесущность материи, которая, по воле Бога, собралась здесь и там в видимую форму, в звёздные системы, галактики, только чтобы затем снова погибнуть в непрестанном и вечном дыхании Бога, распасться на космическую пыль и, если будет на то воля Божья, вспыхнуть вновь в другом месте вселенной и породить звёзды, свет и новую жизнь.