Он не мог. Он просто не мог.
***
Зал был переполнен. В боковых проходах пришлось поставить складные стулья. Когда лев Мейера тряхнул гривой и закончил рычать, началось представление. Это был один из тех фильмов с огромным реквизитом и поразительно скудным содержанием, с одной стороны сентиментальный, с другой – жестокий.
- Как жаль прекрасных актёров, – прошептал Уилер послу. Тот не ответил. Потому что в этот самый момент на экране застыло цветное большого формата изображение Спенсера Трейси в развевающейся короне из перьев.
Оно оставалось таким надолго. Негромкий голос объяснил на английском, французском, немецком, испанском и русском языках, что сейчас будет сопоставлен этот портрет Монтесумы с изображением из лунного отчёта. рядом с экраном бесшумно опустился второй проекционный экран; на нём появилось лицо Монтесумы. Спенсер Трейси, один из самых известных киноактёров своего времени, выглядел как экстравагантный сноб, экзотически разодетый для бала-маскарада. Зрители разразились смехом и перешептыванием. Даже самые недалекие не могли не заметить разительный контраст между театральной постановкой и реальностью. Если бы кто-то подумал, что в американскую картину добавили Монтесуму из советского фильма, последующий сюжет убедил бы даже самого неискушённого. Всё чаще зрителям предлагали провести собственные сравнения, и когда в конце одновременно стали видны современный аэрофотоснимок Мехико, кадры города из фильма Майер и кадры с астронавтами, где древние границы города, плотина, средневековые валы и стало ясно, что Мексика студии Metro-Goldwyn сделана из папье-маше, раздались аплодисменты.
На пресс-приёме журналисты спросили Уиллера, сомневался ли он когда-либо в подлинности кадров из - Лунного доклада. Он честно отрицал это и воспользовался случаем, чтобы объяснить, насколько глупой, бесполезной и вредной ему кажется эта пресс-кампания. - Уверен, — добавил он, — что посол США со мной согласен.
Посол лишь улыбнулся и положил руку Уилеру на плечо, и тут же вспыхнуло больше дюжины фотовспышек. Ужасная ситуация, подумал он, но что он, посол, мог сделать? В конце концов, и это его успокоило, с помощью Уиллера в Москве ему удалось несколько уберечь официальную Америку от неловкой ситуации.
Амбрасян сдержал слово и сразу после возвращения написал Сахарову обширную статью. В письме он пообещал, что вскоре о результатах исследований в Монголии будет опубликовано больше информации, чем было опубликовано в прессе. Однако появлялись совершенно новые взгляды на проблему антифотонного эффекта в живых организмах, поэтому он попросил проявить немного терпения.
И вот, несколько дней назад, в Одессу пришло приглашение в Москву. На этот раз профессор Шварц написал от имени председателя комиссии, прося Сахарова, Конькова и Уиллера подготовиться к пребыванию хотя бы на неделю. Это было срочно; по понятным причинам он не мог сообщить никаких подробностей. Их присутствие было абсолютно необходимо, и Президиум Академии наук настоятельно просил об этом. Письмо было подписано секретарём Зоологического отделения Академии, что подчёркивало его важность и официальный характер.
Неудивительно, что трое одесситов — Уилер уже чувствовал себя одним из них — с нетерпением ждали предстоящих событий.
Вступительное слово Амбрасяна в большом конференц-зале было кратким. Он объяснил, что все присутствующие достаточно хорошо знакомы с темой, поэтому он мог перейти к деталям: - Главный результат экспедиции в Монголию — неопровержимая уверенность: астронавты были там и начали создавать базу снабжения. Их встревожило поведение местных жителей, и они в спешке улетели. Нам посчастливилось обнаружить часть оставленных ими технологий, технологий культуры, намного превосходящей нашу, что уже продемонстрировали первые три добытые нами спирали.
Коньков вытянул шею, чтобы лучше разглядеть Амбрасяна. Как спокойно он это произнес: неопровержимая уверенность, инопланетная база в Монголии, как будто это ничего не значит! Остальные присутствующие тоже внимательно слушали, но, вероятно, привыкли к сенсациям в этом кругу. Избалованы они были, счастливчики, сидящие у истоков! Он, Коньков, нашёл всё это крайне захватывающим.
- Мы обнаружили камеру, высеченную в скале, сделанную из пластика, который поддавался воздействию лишь самого горячего из известных нам плазменных резаков; иначе профессор Бертель Хубер не был бы жив сегодня, и мы бы никогда не увидели технологию Лаурина.