Амбрасян первым нашёл слова: - Клятву нужно чтить, — многозначительно пояснил он. - Все это понимают. Но бывают ситуации, когда клятва теряет смысл. Если, например, кто-то хочет защитить место, где спрятано сокровище, клятва хранить тайну теряет смысл, как только другие уже нашли сокровище. Или, если опасность, от которой человек поклялся что-то защищать, больше не существует, клятва также перестаёт действовать. Задумывался ли ты, имеет ли твоя клятва хоть какой-то смысл сегодня?
Гонсалес сидел, наклонившись вперёд, закрыв лицо руками. Он молчал.
О чём он думал, о чем молился?
В какое время мы живём, подумал Бертель. Одни исследуют космос, с лёгкостью срывая одну за другой завесу с лица вселенной, а вот кто-то сидит в страхе перед мёртвыми богами.
После мучительно долгих минут Гонсалес опустил руки и посмотрел на Амбрасяна. Уголки его губ дрогнули. Но глаза были широко раскрыты, казались ясными и спокойными. - Вы правы. Это бесполезно. Они так много знают. Да, друзья — это дельфины.
Гонсалес продолжил: - Я пытался докопаться до их тайны с помощью гимна. Я хотел, чтобы они меня поняли. Я ни с кем об этом раньше не говорил и ничего не добился. То, что я сказал здесь перед вами, — это всё. Вся правда. Белый бог? Мой род — это род амаутас, учёных, в которых передавались священные песнопения, и которые умели завязывать и читать наши кипу, узловатые верёвки.
- Кипу, — спросил Бертель, — насколько мне известно, существовали у инков в Перу? Вы толтек, не так ли, значит, вы из Мексики?
Пепе Гонсалес улыбнулся. Его прежняя дружелюбная улыбка вернулась; раскрыв свой секрет, он казался расслабленным, почти весёлым. - Профессор Хубер, это правда, но у нас до появления пиктографического письма были и Кипу. К сожалению, я не могу расшифровать ни Кипу, ни пиктографическое письмо. Я последний потомок большой, разветвлённой семьи. За исключением нескольких гимнов, я не знаю никаких традиций тольтеков. Мой дед знал гораздо больше песнопений, но так и не научился писать, поэтому не смог их записать. Я также спросил его о белом боге. Он ответил мне, но только после того, как я поклялся никогда не раскрывать его имени и читать гимн только дельфинам.
Теперь я нарушил половину клятвы, потому что считаю, что моя тайна больше не является тайной. Белого бога зовут Кецалькоатль, Зелёный Пернатый Змей.
Он открыто посмотрел в лицо Амбрасяну и остальным и улыбнулся. - Вот и всё. Больше я ничего не знаю.
Амбрасян сказал: - Мы благодарим сеньора Гонсалеса за оказанное нам огромное доверие. Мы благодарим его не только от нашего имени. Теперь мы знаем, что гимн был обращён к дельфинам и что этот Кецалькоатль, так его звали, хотел поговорить с ними или действительно говорил с ними на берегу моря. Это я понял из ваших слов.
Гонсалес подтвердил это.
Кецалькоатль? Бертель вспомнил, как читал, что ацтеки в год высадки Кортеса ожидали возвращения бога Кецалькоатля, и что завоевание испанцев стало таким лёгким, потому что индейцы верили в него как в белого бога. Теперь этот бог как-то связан с дельфинами...
Голос Амбрасяна оторвал его от раздумий.
Армянин предложил профессору Хуберу воплотить образ этого белого бога вместе с сеньором Гонсалесом; это было бы стоящим делом. - Согласны?»
- Без вопросов, — ответил Бертель.
***
Бертельу не составило труда подружиться с маленьким мексиканцем. Гонсалес перестал бояться незнакомой задачи; поначалу он не раз спрашивал, чего Бертель хочет от него, ведь тот всё равно ничем не мог помочь. Но он был умён, и его знание испанского оказалось бесценным, поскольку большинство текстов о завоевании Мексики были опубликованы в Мадриде.
Однако это была лишь одна сторона их сотрудничества.
Бертель с многообещающим видом попросил Амбрасяна и Шварца уделить ему час. На столе, вокруг которого они сидели, стоял магнитофон. Бертель сказал: - Слушайте внимательно, дорогие коллеги, и ничего не спрашивайте; я придаю огромное значение вашему беспристрастному суждению. - Затем он нажал кнопку, и запись началась.
Голос. Незнакомый язык, верно? Голос показался Шварцу знакомым издалека, но язык? Он звучал почти как астронавтический — может, это был один из комментариев, только в замедленном темпе?
Запись была короткой. Хубер нажал ещё одну кнопку.
- А теперь слушайте внимательно, — сказал он. Теперь звуки стали выше и ярче, ещё больше напоминая щебетание из - Лунного доклада. Но некоторые из них также напоминали записи дельфинов Конькова.
Амбрасян первым спросил: - Что это, Хубер? Вы что, тайно изучали астронавтическую музыку? Голос мне кого-то напоминает, но я никогда не слышал слов.