***
- Осторожно, капюшон опущен, ещё немного, стоп!
Коньков подал знак Еве Мюллер. Специально изготовленная шапочка с магнитным двигателем медленно опустилась на массивную голову Хойти. Дельфин находился под лёгким наркозом; судя по ЭЭГ, он спал достаточно крепко. Его голова была помещена на плавающий пластиковый блок; электрооборудование не должно было контактировать с водой бассейна. Коньков, в высоких резиновых сапогах, стоял в бассейне и производил последние настройки.
- Готов! — крикнул Коньков.
- Выходи, Семён.
- Нет, я хочу остаться с Хойти. Я… у меня наготове активирующая инъекция на случай, если что-то случится.
- Что произойдёт? — спросила Ева Мюллер.
- Ничего. На всякий случай.
Итак, начнём.
Уилер и Коньков просверлили крошечное отверстие в черепе животного. Зонд должен был быть введён в мозг через трепанационное отверстие. Всё было продумано до мельчайших деталей. Не было никаких причин для беспокойства.
- Внимание, начинаю, — крикнула Ева Мюллер.
Тот же жужжащий звук, что и в модельном эксперименте. Все следили за миллиметровым зондом с оптоволоконным кабелем, который, словно влекомый невидимой рукой, медленно исчезал в мозге. Его путь оставался невидимым; они видели только это скольжение, исчезновение, но у всех сложилось впечатление, что благодаря модельному эксперименту они знают и переживают всё в деталях.
Через несколько минут движение прекратилось. Кнопка зонда теперь была на тормозе.
- Молния, — крикнула Ева Мюллер Уиллеру. Он кивнул, едва шевеля губами: - Молния.
Как ударом гигантского кулака, дельфин выпрыгнул из воды, отбросив капюшон; взмахнув хвостом, он отбросил Конькова в сторону. Сахаров бросился вперёд, а за ним и лаборанты. Вместе они вытащили Конькова, который не подавал признаков жизни, из резервуара. Уилер сосредоточил усилия на Хойти.
Захаров надел на Конькова кислородную маску и теперь стоял на коленях рядом с ним, прислушиваясь к сердцебиению. Затем Уилер коснулся его плеча.
- Хойти мёртв.
- Этого не может быть. Подожди, я сейчас приду; Конькову уже лучше. Боюсь, его ударило током от падения аппарата в воду; он мог что-то сломать.
- Хойти мёртв, — повторил Уилер.
Захаров обернулся. Большой дельфин лежал плашмя в бассейне; он не лежал, а плавал брюхом кверху, его белая кожа на животе блестела, как снег. Голова оставалась под водой. Дельфин был мёртв, в этом не было никаких сомнений.
Затем пошевелился Коньков. Он громко застонал. С трудом открыл глаза. - Нога, — выдавил он из себя. - левая... А как же эксперимент?
Когда он попытался встать, Сахаров мягко оттолкнул его. - Сначала придите в себя, Семён, потом поговорим. Сначала врач, потом работа!
Тем временем приехали помощники из скорой помощи и погрузили Конькова на носилки. Уилер стоял, сжав губы, руки свободно висели по швам. Ева Мюллер пыталась вытащить свой аппарат из воды. Хойти молча плавал по кругу, её бледный живот был обращен вверх.
- Не смотри, это ничего не изменит, пойдём. Сахаров повёл американца к выходу. - Давайте оставим дельфина в покое. Его отвезут в лабораторию и всё тщательно осмотрят. Сначала займёмся Коньковым.
***
Что случилось? Рассказ Конкова, который он рассказывал всем в клинике, кто соглашался его слушать, выглядел так: - Когда Уилер выстрелил лазером, Хойти с огромной силой подбросило вверх. Это было совершенно неожиданно, и хвостовой плавник ударил меня по ноге с такой силой, что я поскользнулся и упал лицом вниз. Должно быть, я наглотался изрядного количества солёной воды, меня до сих пор от неё тошнит.
Больше ничего? Никакого электрошока? Они продолжали спрашивать об этом. А он продолжал настаивать, что не получил электрошока, как опасался Сахаров. Следовательно, недопустимо высокий электрический ток не мог стать причиной смерти Хойти.
Вскрытие ничего не показало. Можно было лишь заключить, что клетки мозга прекратили свой метаболизм, когда лазерный луч нажал на тормоза. Никаких изменений в органах, никаких изменений в составе крови, никакого слипания эритроцитов, никаких внешних признаков электроожогов, ничего, ничего.
В Москве бушевали долгие, жаркие споры. Амбрасян винил себя в том, что допустил эксперимент, не протестировав лазерный луч на мозге других животных. Смерть Хойти стала большой потерей для науки.
Поначалу об эксперименте на Хойти не могло быть и речи. Можно ли было доверять научной подготовительной работе, которая привела к такому результату? Даже без этого – речь шла о Хойти. Она была беспокойнее, чем когда-либо, повсюду искала