Но Агриппина будет довольна.
Я вижу Клавдия, очарованного своей новой женой и признающего Нерона своим сыном, а затем отходящего от этого очарования. Нужно быть глупцом, чтобы долго обманываться ангельским видом Агриппины. Она отлучает то одного, то другого потенциального соперника от трона и это вызывает беспокойство при дворе.
Клавдий решает порвать с нею, но…
На моих губах яд, какой коснется его губ. На моем дыхании дыхание его смерти. И мои руки почти физически ощущают те листы, которые вынесет мрачный и скорбный философ Сенека юному шестнадцатилетнему Нерону, призывая его произнести речь по случаю смерти отца.
А тело отца еще тогда не остынет. И Нерон, глядя то на тело, то на добродетельного наставника вдруг с ужасом поймет, что речь была заготовлена, а значит, ничего случайного, даже смерти, больше нет.
Юное сердце дрогнет в болезненном надломе – как этот человек мог учить его любви и состраданию, когда сам…
Сам? Не сам!
Нерону не нужно долго смотреть по сторонам, чтобы узнать направление ветра. Он повернет голову к матери, на лице которой столько скорби и участия, что нет сомнений – играет! Не ложится слеза такой пепельной тенью на лицо, не ложится…
Агриппина будет влиять на сына с одной стороны, Сенека – с другой. И Нерону останется лишь выбирать между ними, пока он решит не выбирать больше никак и не убьет обоих. Если Сенека покладисто покончит с собой, выслушав повеление своего властителя – философы вроде моего народа, они плевали на смерть, то с матерью ему придется повозиться.
Агриппина тогда будет уже не той красавицей. Но гордость рода и красоты еще будет лежать на ее чертах. Одна попытка – не прямая, вроде бы случайная – провал. Другая – ошибка. Третья – пустота.
Нерон не выдержит лишь на четвертый раз и только тогда пошлет своих солдат открыто, лишь с одной целью…
***
У Агриппины никогда не было кошмаров или видений. Она оставалась холодна и равнодушна к жизни, предпочитая скрывать все бушующие внутри страсти для безопасности. Жизнь приучила ее к тому, что нигде нет надежды и нигде нет опоры. Всегда надо иметь путь к отступлению. Всегда нужно знать, когда стоит уклониться.
Но за три ночи до прихода солдат она увидела свой первый и последний кошмар – загнанная в угол, окровавленная, пытается Агриппина смотреть перед собою, чтобы не забыть в подземном мире своего сына. Любимого сына…и ненавистного.
Конечно, Агриппина, со своим негласным титулом «волчицы» и «отравительницы» догадалась о его намерениях. К тому же – как мог Нерон провести ее, родную мать? Она так ясно и легко читала все помыслы своего ребенка!
Три попытки отравления – Агриппина давно принимала мелкие порции яда, и ни одна попытка не нанесла ей ущерба. Легкое недомогание, которое Агриппина даже не стала распространять слухом среди двора и не выдала.
Обрушенный потолок в комнате озадачил. Сначала Агриппина подумала, что это, действительно, ошибка строителей, но строителей она нанимала лично, к тому же – ни в одной другой комнате ничего не рухнуло.
Вольноотпущенник, пытавшийся заколоть, сомнений не оставил. Агриппина оказалась спасена чудом и снова не сказала ничего сыну, хоть уже и не сомневалась в том, что все эти покушения – его прямая заслуга.
Следующая попытка показала, как он изобретателен. Корабль, разрушенный по пути небольшой прогулки, был последней попыткой Нерона убить мать скрытно. Но подземное царство не хотело Агриппину и она одна из всех, кто присутствовал на корабле, доплыла до берега.
У Нерона сдали нервы.
***
-Госпожа…- солдаты, посланные своим властелином, сами были поражены и приказом, и стойкостью, какую проявила эта женщина, не желавшая ни попытки к бегству, ни мольбы. Не выдала она и слез.
-Переубеждать бесполезно? – спросила Агриппина сурово. Ночь была хорошая, подходящая для смерти. Чистая, полная свежего воздуха, лунная.
-У нас приказ, - ответил несчастный.
-Приказы императора священны, - Агриппина коротко кивнула и сжала губы в тонкую нить, кивнула.
-Вы можете выбрать, - солдат, возглавлявший такое ответственное задание, сам был готов заколоть себя мечом, лишь бы больше не присутствовать при этой женщине. – То есть…куда. Если позволите – есть такое место над самым сердцем…
-В чрево, - перебила Агриппина твердо. Тряхнула волосами, подтверждая себе самой решительность, - да.
-Это дольше. И больнее.
-Я все сказала, - Агриппина обратила на солдата страшный взгляд, в котором не было ужаса от надвигающейся смерти, но холодное, разъедающее презрение.
Удар был точным, но солдат был прав – смерть оказалась мучительнее, но Агриппина стиснула зубы и пыталась сдержать агонию, и даже справиться со смертью.