С трудом размяв ноги, спросила:
— Вы что специально решили меня добить, чтобы не мучилась?
— Не добить, конечно, но таки да, специально, — совершенно спокойно сказал Карл.
— Что? — от изумления я спросила это почти ласково.
— По большей части, чтобы отвлечь, Вы так сосредоточенно следили, как бы ни соскользнуть с седла, что сами не заметили, как оказались на месте.
Оглядевшись, я с изумлением узнала садовые насаждения поместья Лебренов. Отвлекли, так отвлекли. Ой, а ведь я так костерила этих двоих, что даже не успела подумать, что именно буду говорить Тристану. Я вообще плохо представляла нашу беседу, так как до сих пор не верилось, что все это по-настоящему. Ой, как страшно-то.
Первый шаг в сторону дома дался мне тяжело, я практически неимоверной силой воли заставила подниматься ноги, чтобы они могли сдвинуть меня с места. А потом меня осенило: «Там Тристан, всего в нескольких метрах от меня!». И как меня эта гениальная мысль умудрялась мимо проходить, ведь это оказался единственный, но самый действенный стимул для того, чтобы я не просто пошла к дому, а практически побежала, сдерживаемая только Сорелом. Он меня одёргивал, и ему это удавалось, только потому, что я не знала, как попасть внутрь. Судя по его целенаправленным движениям, он точно знал, что нужно делать, и я теперь уже с помощью силы воли пыталась сдерживать рвущееся к Лебрену тело.
— Стойте, — окликнул меня Карл.
— Что ещё? — нетерпеливо переминаясь на месте, спросила я.
— Оденьте, а то доведём до приступа какого-нибудь случайного прохожего, — внёс вполне разумное предложение Сорел, стаскивая с себя и накидывая на меня длинный плащ и набрасывая мне на голову капюшон.
Учитывая разницу в росте и габаритах, я оказалась похожа на летучую мышь с аномально длинными крыльями, которые волочились за мной как длинный хвост.
— Чудесно, — не очень честно оценил мой вид Карл, взяв за руку, повёл дальше.
Заходили мы через чёрный вход, да и правильно, через парадный покойников не запускают, да и дворецкого жалко, а то ещё заикой останется. Нам никто не встретился, и вообще уж слишком тихо было, на мой взгляд.
Карл, к счастью для меня, отлично ориентировался в доме, благодаря чему мы быстро и без ненужных проблем добрались до центральной части поместья. И как бы он не торопился, для меня это все равно было слишком медленно. Меня практически скручивало нервное нетерпение и нарастающее беспокойство. Лучше сейчас, пока адреналин кипит, а то потом опять начну ногти грызть и печали предаваться.
— Идите, — шепнул мне Карл.
А мне больше и не нужно было, я сорвалась с места как болид на формуле один. Мне даже не мешали развивающиеся и путающиеся полы длинного плаща. Да, что там меня не смог свернуть с пути даже, неожиданно появившийся на лестнице, Феликс Зиди.
Наверняка, вытянутая физиономия растерянного офицера канцелярии жандармерии редкое зрелище, но мне было некогда им любоваться. Пробегая мимо, нечаянно, снося Феликса с лестницы, прокричала:
— Я потом извинюсь! — и больше не задерживаясь ни на секунду, помчалась дальше.
Грохот за моей спиной не заставил обернуться, даже не заинтересовал, у меня была цель самая важная для меня. И то, что я попутно могу кого-нибудь покалечить, меня мало волновало.
Вот он долгожданный второй этаж, вот она эта дверь в каминную комнату, которая разделяла нас два дня назад. Не знаю, откуда мне было известно, но я была абсолютно уверена, что он там, именно в той комнате, которая стала нашим маленьким убежищем. Застыв у двери, приложив ладонь к деревянной поверхности и упарившись в неё лбом, попыталась восстановить сбившееся от бега дыхание. Борясь с диким сердцебиением и дрожью в руках, не сразу услышала тихие шаги, которые замерли рядом со мной.
Легкий разворот головы и я упираюсь взглядом в маркизу Лебрен, которая медленно и спокойно, протянув руку, стянула с моей головы капюшон. Она невозмутимо смотрит мне в глаза и молчит. Моя растерянность переросла в страх, а потом в железную решимость, что я все равно увижу Тристана даже если Эва будет против. Она, дождавшись, когда мои внутренние метания придут к единому знаменателю, одобрительно кивнула.
— Иди и верни мне сына, — тихо сказала она, и по-матерински погладив меня по голове, ушла, оставив меня растерянную и немного сконфуженную всей этой сценой.
Я даже не подозревала, насколько важным для меня стало мнение этой женщины. Неожиданно для меня её поддержка стала именно тем компонентом, которого мне не хватало, чтобы полностью прийти в себя и собраться.
Глубоко вздохнув, я толкнула холодное дерево, открывая перед собой дверь. Капюшон, лежащий на плечах, совершенно не скрывал моего лица, но мужчина даже не взглянул на него. Он сидел, откинувшись в мягком кресле с высокой спинкой в белой расстёгнутой рубашке, чёрных брюках заправленных в высокие сапоги. Распущенные длинные волосы лежали на его плечах и почти пустая стеклянная бутылка с вином в руке, свисающей с подлокотника кресла. Глаза хоть и были открыты, но они совершенно слепо смотрели на пылающий огонь в камине. Комната была в жутком беспорядке: перевёрнутая мебель, разбросанная бумага, содранные гобелены и разбитые бутылки.
Облизав вмиг пересохшие губы, я попыталась хоть что-то сказать, но язык не слушался, и я так и не могла сдвинуться с места.
— Убирайтесь, — совершенно трезвым голосом, не смотря на количество выпитого, прохрипел Тристан.
Я не шевельнулась, надеясь, что это он по инерции сказал и ко мне это не относиться. А что, чуть-чуть самоуверенности мне бы сейчас не помешало.
— Убирайтесь, — на этот раз уже гаркнул он и, запустив бутылку в камин, резко развернулся в кресле, намереваясь выставить навязчивого гостя.
Окрик заставил вздрогнуть, но с места я не сдвинулась. Сердце замерло, дыхание остановилось, руки сжались в кулаки. Злой, измученный и рвущий мне сердце взгляд остановился на мне. Тристан застыл. Я боялась сделать вздох или моргнуть, только чтобы не потерять этого контакта с любимым. Пусть только взгляд, но мне это было жизненно необходимо.
— Элизе, — не произнося вслух, одними губами проговорил он.
Я сделала первый и самый сложный шаг в его сторону. Ещё один и ещё. За все это время Лебрен даже не шелохнулся, боясь спугнуть ведение. Борясь с внутренним оцепенением я все же смогла разлепить губы:
— Здравствуй, Тристан.
Наверное, не так начинают судьбоносный разговор, но ничего другого в голову не шло.
Лебрен от звука моего голоса зажмурился и уже в голос простонал:
— Элизе, любимая.
Любимая? Да любимая, только прошу тебя, не забывай об этом, когда я буду рассказывать, как врала тебе. Но я не успела и звука произнести, как услышала:
— Я так часто слышу Ваш голос. Если это безумие, хочу чтобы оно оставалось со мной. Только не ходите, Элизе.
Я закусила губу, чтобы не застонать в голос, столько тоски и боли в любимом голосе сводили меня с ума, медленно убивая. Сердце разъедало, как соль открытую рану, а излишки этого яда стекали мокрыми дорожками по щекам.
— Тристан, простите меня, — прорыдала я, приблизившись к креслу вплотную.
Все так же, не шевелясь и не открывая глаз, он напряжённым голосом возразил:
— Нет, любимая это я во всем виноват. Это я не уберёг.
Ватные дрожащие ноги больше просто не держали и я, тяжело опустившись подле кресла, повторила, заливаясь слезами:
— Простите меня, Тристан.
— Не плачьте, Вы ни когда не должны плакать, — встрепенулся он и, прижав свою ладонь к моей щеке, принялся стирать влажные следы.
Я точно уловила момент, когда он, наконец, осознал, что это не сон и не видение. Он замер и с неверием смотря на меня, поднял руку, на которой остались мои слезы. То, что все это реально ему не объяснило ни моё появление, ни мой голос, зато рассказал сырой след на коже.
— Элизе, — с робкой надеждой позвал он меня.