– А о ком?
– О её папаше.
– Ну причём тут её папаша?! Я и сам его не сильно люблю, но ведь женюсь я не на нём!
– А про то, что яблочко от яблони недалеко падает, слышал? Вот сейчас она, допустим, хорошая, а пройдёт лет пять, или десять, вдруг у неё отцовские гены начнут проявляться! Что тогда? Развод? А у вас, к примеру, дети…
– Нет! – набычился Лёня.- Не могу я в это поверить…
– Не веришь, потому что любишь! А любовь, как известно, слепа. Ты глаза шире открой и посмотри! Вон братец её Колька – подонок отпетый! Не успел школу окончить – сразу в тюрьму! Вот тебе и гены отцовские…
– Ну, ты сравнил!… Колька, наверное, и родился таким. Неизвестно, чьи гены ему достались. А если человек изначально нормальный, подонком он уже не станет никогда. А насчёт папаши я не знаю… Ну, неприятный он тип, но ведь не преступник какой-нибудь, не бандит! Обыкновенный, как все…
– Ошибаешься, сынок… Что ж, делать нечего: придётся тебе рассказать всю правду. Рано или поздно этот момент должен был наступить…
– А что, я ещё не всю правду знаю?
– Не всю… О том, что я сидел и был реабилитирован, ты знаешь. Я рассказал тебе об этом, как только посчитал, что ты стал взрослым. Откуда все мои болячки, ты тоже теперь понимаешь… Но есть ещё одна любопытная деталь, о которой я пока молчал. Думал, может быть, ни к чему… Теперь, вижу, к чему…
– Что за деталь?
– Интересная деталь… В лагере, где я сидел, работал охранником твой будущий тесть. Так что лес я валил под дулом его автомата. Как тебе такое милое совпадение?
Лёня сидел, уставившись в пол. Переварить все это сразу он не мог. Прошла минута, другая… Наконец Лёня разлепил пересохшие губы:
– Ну, служил он… Молодой был… Многие тогда служили… Там… и не все ведь были сволочами…
Не все. А этот – был. Если бы я тебе стал перечислять все эпизоды, когда он над людьми издевался, куражился, зло своё звериное на них срывал, нам бы дня не хватило! Ублюдок он законченный! Так что Кольке было в кого удаться!… Я его, гада, сразу узнал, стоило мне раз прийти в школу на родительское собрание. Почти не изменился, только ещё противней стал. И его часто в школу вызывали из-за сыночка… Ты пойми, Лёня, это – не человек, а пёс цепной, который умеет только рычать и гавкать! Пёс, натасканный на людей, какие у немцев были в концлагерях! Из него, кстати, вышел бы отличный полицай, если бы судьба по-другому сложилась. Ему ведь всё равно кому служить, лишь бы ни хрена не делать и над людьми издеваться. Такая порода! И не будет он жить по-другому! Вот смотри! После Сталина, в конце 50-х, лагеря стали закрываться, всю эту собачью свору стали сокращать. Ну, и куда он пошёл работать?! На завод? На стройку? Дудки! Устроился в охрану. И не куда-нибудь, а на мясокомбинат. Губа не дура! Никогда ничего полезного он людям не сделал и не сделает, только паразитировать может…
– Сын за отца, между прочим, не в ответе, как говорил великий Сталин…
– И сам же «великий» Сталин этому принципу не следовал, ты это прекрасно знаешь… Хотя, по сути, утверждение правильное… Ты пойми! Я не собираюсь тебе закатывать душераздирающие сцены типа «или я, или она». Я также не буду тебе говорить всякие банальности, вроде того, что надо сначала окончить институт, а потом уже… Всё в жизни человека наступает тогда, когда ему положено наступить и вмешиваться в этот процесс никто не вправе. Что бы ты ни решил, это – твоё решение, и я его уважаю. Я просто дал тебе объективную информацию, а выводы делай сам. Только знай заранее, что поддерживать родственные отношения с таким гадом, как Серёга Ромахин, я не собираюсь. И пусть Таня твоя это знает… А в остальном – делайте, что хотите!
– Ну и замечательно! Тогда я отправляюсь делать, что хочу! – сказал Лёня, поднимаясь с дивана.
Серёга метался по комнате, как раненый зверь, теряя остатки терпения. Ну, наградил бог дочечкой! Он готов был разорвать её на части и в то же время невольно любовался ею. Вылитая мать! И такое же типичное хох-ляцкое упрямство! Если что в башку втемяшилось – тут уж хоть убей!… Таня, Танечка, его единственная надежда и отрада в этой жизни!… Не то, что Колька-дурачёк! Вырос балбесом и встрял по глупости. Нахлебались «бормотухи» с дружками и придумалось им поздно вечером взломать киоск «Союзпечати». Что они такого могли там взять? Карандаши с ручками? Газеты с журналами? Выручку? Так её там не было! Поругать бы пацанов да отпустить по домам, да куда там! Прокурор был заядлый, судья – принципиальный, а процесс – показательный! Вот и впаяли ребятам сроки. Хоть небольшие, но клеймо на всю жизнь… И вот теперь его Танечка, – умница, отличница, красавица, – губит свою жизнь собственными руками, а он, отец, должен это спокойно проглотить?! Никогда!… Но что ты ей сделаешь?! Сидит, закусив губы, глаза горят, как у кошки…
– Да пойми же ты!… – выходил из себя Серёга. -
крест ты ставишь на себе и на своих будущих детях!…
Робко заглянула из кухни Наталья. Попыталась как-то разрядить обстановку:
– Ну, почему сразу крест?! Лёня – хороший парень…
– Молчи хоть ты, дура! Что ты понимаешь?! Пусть он даже золотой будет, но он – еврей! А это – не просто графа в паспорте! Это – приговор! Окончательный и обжалованию не подлежит! Посмотри, что делается вокруг! Начинается новая волна, как тогда, после войны… Была одно время передышка, но сейчас она закончилась. Отовсюду их убирают, даже из торговли, медицины! Ни на одну приличную должность теперь не назначат еврея! Скоро и в институты их перестанут принимать, а кого уже приняли – кем они станут в этой жизни?! Рядовой инженеришка, или учителишка – вот их предел! И твоего Лёню такая судьба ждёт, и ты с ним проживёшь задрипанкой! И, детям твоим будущим ничего не светит!
– А дети тут причём?! – вскинулась Таня. – Они сами себе смогут выбрать национальность…
– Ну, дурочка наивная! – ядовито захохотал Серёга. – Знаешь анекдот: «Бьют не по паспорту, бьют по морде…»!? Сейчас, доченька, ещё цветочки, а ягодки могут наступить в любой момент! И тогда ты никак не замаскируешься! Наши доблестные органы каждого до третьего колена вычислят! И будь ты по паспорту русский, украинец, белорус, – всё равно клеймо на тебе будет до самой смерти!…
– Что ты говоришь, папа?! – в ужасе крикнула Таня.- Как у нас такое может быть?! Это ведь настоящий фашизм?!
– А ты ещё не поняла разницы?! И не поймёшь! Потому что один чёрт!…- Серёга осёкся, увидев побледневшее лицо Тани и её глаза, полные отчаянья.- В общем, поверь мне. Я больше тебя жил на свете, больше видел… А ты ещё совсем ребёнок! Тебе учиться надо, институт окончить! А потом ты ещё встретишь хорошего парня…
Танины щёки приобрели прежний румянец, а глаза снова смотрели пристально и упрямо:
– Я уже встретила! И другого мне не нужно!
– Ну и пошла ты в задницу!…- не помня себя, заорал Серёга.- Не хочешь слушать – не надо! Только знай: я твоего жидёнка в свою квартиру не пущу! И жиденя-та твои мне тут не нужны! Мне эта квартира дорогой ценой досталась, и я не намерен тут разводить жидовское кодло!… Иди к ним в коммуналку и становись там перед ними раком!…
Таня вскочила. Гордая, неприступная, как Наталья в молодости. Такая, но не совсем. Никогда в жизни Наталья не смотрела на него с такой ненавистью и презрением. Она заговорила, и с каждым её словом он всё больше понимал, что теряет свою дочь навсегда.
– В коммуналку! На квартиру! В общагу! В сарай! Куда угодно, только подальше отсюда! Можешь подавиться своей квартирой!
Когда захлопнулась входная дверь, Серёга действительно подавился, но не квартирой, а слезами. Однако быстро вытер слёзы рукавом в туалете, а Наталью, которая подвернулась под руку, послал матом.