— Какой тут может быть выход? — фыркнул Калинин.
— Сейчас в Польше — эйфория от приобретенных земель, — проигнорировал я его реплику. — Но через наших дипломатов необходимо вкинуть полякам мысль: а что дальше? Но в обязательной связке с другой мыслью: как только Гитлер закончит с Францией — они следующие. И чтобы этого не допустить, нужно «прикрыться» кем-нибудь — например, нами.
— Что-то я не улавливаю суть ваших мыслей, товарищ Огнев, — нахмурился Калинин. — Можно поподробнее?
— Да, — кивнул я. — Я предлагаю следующий план действий: первое — мы признаем, как и Германия с Англией, за поляками Тешинскую область. Этот шаг позволит хотя бы начать с ними переговоры, да и не отвернет от нас население этой страны. К тому же признаем на основании «воссоединения исконных земель». В принципе, этот тезис в долгосрочной перспективе выгоден и нам.
— Каким образом? — заинтересовался Сталин.
— Так Варшава когда-то входила в состав Российской империи, — усмехнулся я. — И русский язык там до сих пор помнят и знают. При необходимости и если появится возможность — можно и всю Польшу объявить «исконно русской».
Мои слова не нашли отклика у членов политбюро, но и резко негативно никто пока высказываться не стал.
— Второе, — продолжил я. — На каком основании Рейх вторгся во Францию? Мнимая угроза своей безопасности? Это чушь и понимают это все, даже далекие от политики люди. Зато предлог какой — во Франции много коммунистов, от них исходит угроза для Рейха, пойдем бить им морду! Так ведь и в Польше хватает социалистов и коммунистов! Так почему бы следующей целью после Франции не стать Варшаве? Третье — чтобы поляки не стали после такой постановки вопроса гнобить наших людей, верных прогрессивной идее коммунизма, уже стоит намекнуть на наше неудовольствие. Что тогда не Рейх, а мы сами придем к ним защищать наших товарищей. И своими действиями Варшава сама развяжет нам руки! Так мы еще и воспользуемся их же тезисом — о защите своих людей, той формальной причиной, по которой они оттяпали у Чехословакии часть территории. И тогда фактически Польша оказывается между молотом и наковальней! Выход из этой ситуации один — отойти в сторону и дать нам сцепиться между собой. Они буквально сами нам его предложат!
— Но ведь Франция первая ввела войска на чужую территорию, — заметил присутствовавший на заседании Литвинов. — Гитлер и воспользовался этим предлогом, оправдывая свои действия на международной арене.
— По просьбе действующего правительства, которое мы, на секундочку, признали, — заметил я. — Причем для защиты испанцев от интервенции со стороны Италии. То есть, еще одной страны, которая первой и ввела свои войска на чужую территорию. Даже можно это вынести в лозунг какой: гражданская война — борьба самих граждан за свое будущее. Любой, кто вмешивается извне, должен быть остановлен.
— Но ведь мы поставляем им оружие, технику, людей, — ехидно заметил Калинин. — Тогда мы тоже должны быть остановлены?
— Но регулярные части мы не вводили, — заметил я. — А поставки делают все страны, просто для разных сторон конфликта. Формально — никто до итальянцев в войну в Испании не влезал. Французы пришли по просьбе Торибио. А Рейх напал на них самовольно. Чувствуете разницу?
Вот теперь члены политбюро задумались. Я видел, как им не хотелось влезать в «чужую», как они считают, войну. Но я понимал, что именно сейчас у нас еще есть шанс остановить Гитлера на чужой территории. Иначе придется делать это позже, уже на своей и с гораздо большим напряжением сил. То заседание так и не пришло к однозначному решению. Вопрос оказался отложен.
— Ты не понимаешь, Сергей, — объяснял мне Григорий Константинович после заседания, почему члены политбюро медлят. — Ты не участвовал сам в войне. А каждый из нас ее прошел. Это страшно! Но главное — война непредсказуема. Иногда кажется — вот она, победа, и в последний момент враг делает неожиданный ход. Создает новый союз. Бывшие соратники вдруг ударяют в спину. Ввязавшись в драку нельзя предсказать ее исход.
— Если сейчас этого не сделать — нам все равно эту драку навяжут, но уже по чужим правилам. И тогда будет в разы больнее и непредсказуемее, — мрачно предрек я.
Однако был один человек в политбюро, который мне поверил. Сталин. И на втором заседании, которое прошло уже без моего участия, он «додавил» сомнения, и решение было принято. Началась работа по изложенному мной плану.
Признание за Польшей Тешинской области не обошлось без некоторого недоумения в нашей собственной стране со стороны интеллигенции. Но Жданов не зря находился на своем посту, хотя по слухам его и собирались сменить на Александрова. Но видимо Андрей Александрович «мобилизовался», когда я еще до своего назначения в Информбюро фактически забрал у него часть пропагандистского сектора и даже косвенно начал влиять на формирование внутренней повестки дня в СССР. Как итог — людям объяснили, что Польша не совершила ничего плохого, просто вернула свое, как мы во время гражданской войны отбивали свои земли из-под контроля белых.