Ее лихорадило от страха, который вдруг вломился в ее душу и сжал до болезненной хрипоты горло.
Стефании казалось, что ради престола она способна на многое. Она взращивала свой дух в полной уверенности в этом, но теперь пыталась уговаривать сама себя, боясь отступить и показаться слабой. Слабость – это грех для того, кто носит корону.
***
Министр Финансов, поняв гибельность своих намерений в отношении Стефании, отправился к принцу Амесу и выложил ему всю правду про то, как сестра замышляет убийство братьев. Амес не удивился и отвесил пощечину министру, после чего поцеловал его в ту же щеку, показав так и свое презрение, и даровав прощение…
Министр Финансов не произнес и звука, лишь склонил голову. Мастер Дипломатии, присутствовавший при этом, лишь спросил, обращаясь к Амесу:
-Мой принц, какие вы примете меры?
-Стефанию придется убить, - бледнея и ломая пальцы, ответил Амес.
-Если позволите, - заметил Мастер Дипломатии, - я полагаю, что это нужно сделать сегодня же и не в замке.
Амес кивнул – страх сжимал ему горло.
***
Но то, что известно одному, легко становится известно и другому. Особенно, если этот другой имеет повсюду шпионов.
До Скиллара донесли о решении Амеса и решении Стефании. И если бы на месте Скиллара был бы другой, совершенно свободный от поклонения чужой воле человек, то он пошёл бы к Амесу и предложил бы вывезти принца Эгла прочь, пока брат с сестрой будут пытаться уничтожить друг друга. Или просто, не спрашивая даже разрешения, спрятал бы самого младшего наследника.
Но Скиллар не был человеком свободным от поклонения чужой воле. И он, опасаясь за гибель своего нового господина (который, к слову, ни о чем подобном даже не подозревал), решил раз и навсегда избавиться и от принца Амеса и от принцессы Стефании, чтобы не допускать никакой угрозы короне Эгла.
Сказано – сделано.
Принц Амес не понял, откуда вдруг взялась горечь в его травяном чае. Но чай пробовали при нем и Амес не внял этому. Он был молод и полагал, что отравить его можно через еду и только. как мог он подумать об обмазанной ядом кружке? Его губы коснулись золоченного ободка, по языку скользнула странная горечь, но слишком много было мыслей и слишком много было тревог помимо этого, что он лишь отметил эту горечь краешком сознания и тотчас забыл.
А потом его внутренности будто бы скрутило в узел. Принц Амес ползал по своим покоям, не находя в себе даже силы, чтобы крикнуть, и задыхался от кровавого кашля. С кровью выходили и темноватые сгустки его собственной плоти.
Если бы принц Амес мог бы размышлять в эту минуту агонии, когда его собственные ногти раздирали кожу на шее, лишь бы облегчилась мука смерти, он бы подумал, что этот яд был подослан ему с чем-то Стефанией. Но принц Амес умер, жутко и страшно скрючившись на полу, так и не узнав, что Стефания была к тому времени мертва.
Она почувствовала горечь в своем напитке. Как человек более опытный, тотчас сообразила в чем дело, и, сунула пальцы в рот, надеясь вызвать рвоту. И в этот момент её служанка, воспользовавшись отвлечением госпожи, накинула шелковый шнур на горло принцессе. Стефания не хотела умирать. Она до последнего пыталась дотянуться до предательницы служанки, но куда там… у той заранее была более выигрышная позиция.
В несколько минут всё было кончено.
***
-Что ты сделал? Что ты сделал?! – принц Эгл, вернее, теперь уже король Эгл стоял – маленький и беззащитный в своем уже тронном зале. Присутствовали советники – один мрачнее другого, а на коленях перед королем стоял Скиллар.
Сам покаялся, сразу же, как только донесли ему об убийстве принца и принцессы.
-Они убили бы вас, - ответил Скиллар абсолютно спокойно, чувствуя, как зарождается в его сердце покой.
-Ты…- Эгл не нашел слов. Он – болезненный, нервный, совсем еще маленький, не выдержал этого напряжения, этой ужасной правды, открывшей его царствование, рухнул без чувств, и тотчас бросились к нему советники, бросая по пути на Скиллара яростные взгляды.
Один человек перевернул всё с ног на голову, потому что не сумел обставить дело иначе. Его защита не нужна была, по большей части. Эгл не годился для короны, но сейчас советники собрались вокруг своего короля и старались позаботиться о нем как о ребенке, и только после этого как о новом своем правителе.
В конце концов, дети вырастают, взрослеют. А Эглу придется повзрослеть очень быстро. никогда больше не будет он смотреть светло на мир, никогда больше не будет так счастлив, как был, когда его считали белой вороной. Совесть – ядовитая совесть о деянии, которого он не желал и даже о котором не мог помыслить, сдавила всю его жизнь железным обручем.