— Но это ещё не всё, — торжествующе продолжила она. — Принцепс тоже с нами. Мы не одни, Восемьдесят Третья. Мы больше не одни! В нас поверили!
— Я несказанно рада это слышать, госпожа, — отозвалась та, неуклюже пряча улыбку.
— Да ты сама невозмутимость! — рассмеялась Ровена. — Я всю ночь уснуть не могла. Конечно, нам нужно набраться терпения, но оно того стоит, поверь!
— Сегодня же всё сообщу остальным, если позволите.
— Ну разумеется! Ах да, чуть не забыла, — Ровена запнулась, обдумывая, как правильнее выразиться, чтобы не вызвать лишних подозрений. Впрочем, её просьба сама по себе выглядит довольно странно, но разве сейчас это имеет значение? — Я бы хотела получше узнать Сорок Восьмого. Не могла бы ты отправить его в караул хотя бы на одну смену?
Восемьдесят Третья удивлённо захлопала глазами:
— Конечно, госпожа. Посмотрю, что можно сделать.
Дождавшись, когда за легатой закроется дверь, Ровена с довольной улыбкой растянулась на постели. Даже бесцветное небо за окном не могло омрачить радость, пылающую в груди неудержимым пламенем. И это только начало! Казалось, весь мир, все шесть богов благоволят ей. Теперь она ни на секунду не сомневалась, что всё получится. Разве не это настоящее счастье?!
Глава 21
Гражданин, обвинённый в преступлении любого рода, считается судом и общественностью невиновным до тех пор, пока не будет доказано обратное.
Заветы потомкам, 05.018
Корнут подскочил в кровати, спросонья пытаясь понять, что именно его разбудило. Сердце бешено колотилось, да так, что в ушах отдавало. Затаив дыхание, он прислушался к тишине.
Внизу забарабанили с новой силой. Всё-таки не почудилось.
Выбравшись из нагретой постели, он поёжился от холода. На лестнице послышались торопливые шаги, и вскоре в дверь спальни постучали:
— Господин Корнут! У вас посетитель.
— Кого ещё там принесло в такое время? — возмущённо отозвался он, торопливо натягивая брюки.
— Это полицейский, господин. Просил вам передать, что дело очень срочное.
— Хорошо! Скажи ему, что уже спускаюсь.
Поспешный топот быстро стих — служанка побежала выполнять приказ.
Ледяная вода мгновенно отогнала сонливость. Приведя себя в должный вид, Корнут, не теряя больше ни минуты, спустился вниз. Вызвать его в такой час могли только по особой причине. Значит, облава прошла успешно.
Экипаж ожидал у ворот. Отдав честь, полицейский услужливо распахнул дверцу. Корнут же, снисходительно кивнув, устроился поудобнее: дорога предстояла неблизкая, Материнская Скорбь располагалась на другом конце города, на самой окраине. И судя по ночному визиту, именно туда они и направлялись. Брайану удалось арестовать агента Пера. Куриные потроха заманили куницу в капкан.
Город давно погрузился в сон. Окна домов провожали экипаж угрюмым взглядом чёрных стёкол: цокот копыт мешал хозяевам уснуть, тревожил их сон. Время от времени мелькали кабаки да шумные компании выпивох. Редкие лампы с трудом освещали пятачки вокруг себя, всё остальное поглотила непроглядная темень. На чёрном небе ни луны, ни звёздочки: прячутся за тяжёлыми зимними тучами.
Корнут с нетерпением поёрзал на сиденье и в очередной раз выудил карманные часы — вроде должны уже прибыть.
Будто прочтя его мысли, полицейский, выполняющий роль извозчика, громко прикрикнул; фыркнула лошадь, скрипнули колёса, и карета остановилась. Корнут выбрался из экипажа и огляделся. Мрачные стены, усеянные острыми шипами, мрачная непрошибаемая дверь, а за ней — самое мрачное место Прибрежья. Даже воздух здесь тяжёлый, гнетущий.
Вспыхнул ярким прожектор, резанул глаза и, выхватив лучом полицейскую карету, тут же погас. Корнут последовал за своим сопровождающим. Тот, остановившись у входа, трижды грохнул кулаком в дверь. Спустя минуту заскрежетала железная штора смотрового окна, и чей-то недовольный взгляд вперился в ночных посетителей.
— Открывай уже! — рявкнул полицейский. — Свои, не видишь, что ли?
Звонко защёлкали многочисленные замки, и дверь лениво отворилась, впуская их внутрь.
Брякнув что-то неразборчивое своему нерасторопному напарнику, полицейский повёл Корнута по бесконечно-длинным коридорам с такими же бронированными преградами, как и на входе. Минут десять они петляли по лабиринту Материнской Скорби, пока не остановились у одной из уныло-однообразных дверей.
— Господин начальник! — позвал полицейский и робко постучал.
Изнутри послышались тяжёлые шаги, дверь распахнулась, и начальник полиции, завидев Корнута, расплылся в благодушной улыбке:
— Рад вас видеть, господин канселариус! Проходите-проходите, вы как раз подоспели к самому интересному.
— Где он? — Корнут в нетерпении оглядел помещение.
Голые стены, обшарпанный стол да пара стульев. По столешнице разбросаны инструменты: плоскогубцы, щипцы различных размеров, о предназначении которых можно только догадываться, длинные иглы, ножи и прочее, что могло хоть в какой-то степени развязать язык подонку.
— Сейчас приведут, не беспокойтесь. Гадёныш как воды в рот набрал, пришлось отправить на разогрев.
— Что ещё за разогрев? Надеюсь, он жив?
— Обижаете, господин канселариус, живее и не придумаешь! — Брайан услужливо отодвинул стул. — Прошу, располагайтесь, будьте как дома.
«Ну уж увольте, такого дома нам и даром не надо!»
— Как всё прошло?
— Почти идеально, господин советник. Как говорится, и ворон в спину не каркнет. Представляете, мерзавец явился только на четвёртый день. Мы уже и надежду потеряли, честно говоря. А тут он, как на заказ, тёпленький, и прямо к нам в руки.
— Он был один?!
— Как перст. Паскуды, вообще страх потеряли! Ничего, всех переловим, вычистим родное Прибрежье от этой погани.
И впрямь слишком уж самонадеянно, раз один объявился. То ли привык, что всё сходит с рук, то ли у Пера не так много приспешников, как предполагалось.
— Вы же понимаете, Брайан, как важно, чтобы он заговорил? — на всякий случай подчеркнул Корнут.
— Запоёт как миленький, не беспокойтесь, — хмыкнул тот. — И не таким языки развязывали.
Корнут скривился в подобии улыбки. Брайан, может, и болван, но дело своё знает. Он любого заставит рассказать всё, вплоть до цвета матушкиных панталон. На подобных допросах уже доводилось бывать, и все они заканчивались одинаково: шеф полиции получал желаемое, а допрашиваемый, радуясь, что хоть живым оставили, отправлялся отбывать свой срок в недрах Материнской Скорби.
Дверь с грохотом распахнулась, двое надзирателей втолкнули внутрь коренастого человека с запёкшейся на лице кровью. Соломенные волосы слипшимися прядями падали ему на глаза, один из которых уже не открывался. Руки за спиной скованы наручниками; при ходьбе заметно хромал.
Подтолкнув стул ногой в середину комнаты, Брайан жестом велел усадить арестованного и тенью навис над ним:
— Назови своё имя.
Агент Пера заносчиво фыркнул:
— Адвокат мне уже не полагается?
— Будет тебе и адвокат, и справедливый суд, и топчан персональный за решёткой. Но потом, друг мой, потом. А сейчас я предлагаю тебе честную сделку: ты выходишь отсюда на своих двоих, а мы — с нужной нам информацией. Ну как, по рукам?
— Я уже всё рассказал, — ощерился тот. — Вы, господа полицейские, точно меня с кем-то спутали.
— Ну что за люди! — Брайан раздосадованно крякнул. — Совсем не ценят чужое время.
Вальяжно подойдя к столу, он, поразмыслив недолго, взял плоскогубцы.
Корнут поморщился, живо представив в уме те части тела, которые можно выдрать этим незатейливым инструментом. Кажется, рассчитывать на «сухой» допрос всё-таки не стоит. Агент занервничал, даже попытался подняться, будто сбежать надеялся.
— И куда же мы собрались? — Брайан сердито насупился, словно родитель, разочарованный шалостью своего отпрыска. — Как невежливо с твоей стороны! А я ведь даже не начал.
— Я требую адвоката! — выкрикнул арестованный. — Как свободный гражданин, я имею на это полное право!