Теперь главное — зачем Создателю (без него никак не получается все объяснить) понадобилось наше абстрактное мышление? Ведь все исчезает, когда человек умирает. Создатель старался тысячи лет, создал Иван Иваныча, а тот возьми и попади под машину. И все пропало. Это не разумно, надо, чтобы жизнь Иван Иваныча принесла пользу. И не надо тут по культуру и знания, которые передаются из поколения к поколению с помощью книг и картин. То, что передается, это миллионные доли процента из того, что было в голове у каждого из нас. Пусть Иван Иваныч был простым пастухом, но его внутренний мир бесконечно богаче, чем формулы и тексты. И может быть Создателю бесконечно важнее иметь в сундуке способность Иван Иваныча собрать стадо и защитить его от волков, чем формулы Эйнштейна, которые Создатель знал задолго до рождения великого физика.
И что делать Создателю? Только одно — тело человека не вечно, но его память нужно сохранить. Назови эту память душой — это сколько угодно. Название не так важно. Значит, нужно уметь считывать память человека перед смертью или в течение всей его жизни и после кончины этого человека поместить его память в хранилище. Для чего? А представьте объединенное сознание миллиардов людей. Этот суперкомпьютер может решать невообразимые задачи. Не это ли цель Создателя, который так заботился о ветке эволюции, которая стала обладать абстрактным мышлением?
Здесь можно пофантазировать, что не все знания полезны, что склочный характер помешает «душе» ужиться в новом «коллективе», что необходимо чистилище, чтобы новоприбывшие не портили слаженный механизм работы «суперкомпьютера». Я не буду здесь фантазировать, главное я сказал — смерти нет, наши души становятся членами огромного дружного коллектива и пребывают в отличном настроении, понимая свою полезность.
Стас замолчал. Наташка подошла к нему, обняла его за плечи, прижалась щекой к его затылку.
— Ты ничего не хочешь добавить? — спросил ее Консул.
Она покачала головой, взяла чайник и пошла к плите.
— А где находится этот суперкомпьютер? — спросил я.
— А это уже другая история, и ты в ней немного участвовал — сказал Консул. — Стас, продолжай.
— В тот же вечер я позвонил Консулу и поделился с ним пришедшими мыслями, — сказал Стас. —Он внимательно все выслушал, сказал, что я гений, но мне надо срочно ехать в Америку к профессору Ковальски. «Какое отношение Ковальски имеет к нашему проекту?» — удивился я. «К проекту — никакого, — сказал Консул. — Теперь это имеет отношение к проблеме спасения наших шкур! Мы с тобой здорово вляпались! Да, возьми с собой твоего физика-писателя — он там тебе пригодится».
— Ты помнишь эту поездку? — Стас виновато посмотрел на меня.
— Такое не забудешь! — сказал я, вспоминая ту странную командировку.
Стас тогда позвонил мне поздно вечером и сказал, что просит меня съездить с ним в Америку в один из университетов. Дескать, некий богатый человек заинтересовался работами профессора Ковальски из Пенсильванского университета в Филадельфии и хочет их оценить с точки зрения вложения денег. Я знал некоторые работы этого американца, не видел в них ничего, чтобы могло принести деньги, но с радостью согласился. Мне давно хотелось посмотреть на новое оборудование в университете Томаса Джеферсона, а это тоже было в Филадельфии. Тем более, что наша поездка будет полностью оплачена, и нам еще дадут неплохие деньги на карманные расходы. С рабочей визой проблем не оказалось. Через неделю мы прибыли в аэропорт Джона Кеннеди в Нью-Йорке, взяли напрокат машину и вскоре уже заселялись в гостинице на Маркет-Стрит в Филадельфии.