— Она скоро вернется.
— Прошло три минуты, — раздался голос Стаса. — Пульс один удар в шесть секунд.
Он стоял возле Наташки и внимательно смотрел на нее. Она сидела в кресле, удерживаемая высокими подлокотниками и большой мягкой спинкой. Глаза ее были закрыты, бледность стала не так заметна, лицо немного расслабилось. Наташка была уже не с нами. Я мог потрогать ее холодные руки, погладить ее волосы, но ее мысли были где-то далеко. Я представил тихий ночной прибой на Средиземном море, большую луну, встающую над морем, запах жареного мяса из небольшого ресторанчика. Она была где-то там, она скользила вдоль лунной дорожки, мимо нее проплывали светящиеся ночные рыбы, а вокруг медленно остывало море после теплого и душного дня. Она любила купаться в такое время, когда темная вода обволакивает тебя, когда ты теряешься и не знаешь, куда надо плыть, когда любой всплеск воды кажется таинственным и немного страшным.
— Пульс — один удар в десять секунд. Пока все работает нормально!
Стас держал Наташку за руку. Я подошел и взял ее за другую. Рука была холодная и напряженная. Хотя у нее всегда были холодные руки. Пульс я нащупать не смог и доверился Стасу, который был необычайно спокоен.
— Пульс один удар в пятнадцать секунд.
— Пульс один удар в девять секунд.
— Прошло десять минут.
Консул вынул из кармана фляжку, сделал большой глоток и протянул мне. Я помотал головой, не отрывая глаз от Наташки.
— Пульс один удар в пять секунд.
— Пульс один удар в три секунды.
— Прошло двадцать минут.
Я глубоко вдохнул, пытаясь остановить бешеное биение сердца.
— Пульс нормальный. Открывает глаза!
Наташка долго сидела неподвижно, обводя нас глазами. Несмотря на яркий свет, зрачки у нее были расширены. Она закрыла глаза и показала рукой на свою голову. Стас щелкнул выключателем у нее на пульте и стал снимать шлем. Мы с Консулом держали ее за руки, которые постепенно становились теплее и мягче. Стас положил шлем на пол и взял Наташку за плечи.
— Наташа, мы тебя отнесем в соседнюю комнату, там есть кровать, тебе сейчас лучше полежать.
— Нет, не надо. Помогите мне дойти до машины. Поедем лучше на дачу, я не хочу тут оставаться, — ее голос был тихим и немного грустным.
— Вот это правильно! — оживился Стас. — Завтра воскресенье, и нашему писателю нужно свой роман заканчивать.
— А я ему обещала сварить варенье из смородины!
— Везет же людям!
Мы с Консулом взяли ее под руки и осторожно повели на улицу. Стас остался, открыл шкаф и стал оттуда что-то вытаскивать. Консул подогнал машину, мы устроили Наташку на заднем сиденье, я сел рядом и положил ее голову себе на колени. Консул сел за руль, включил фары, опустил боковое стекло и закурил.
— Что там Стас копается? — спросил я.
— Он хочет взять шлем и часть электроники с собой.
— Будет делать установку?
— Нет, выкинет все это в речку.
— Но ведь есть еще в институте и в Америке?
— А Ковальски ничего не знал. Он только приемник сделал. Это уже ребята Триса все закончили. А потом, разве ты не знаешь, что Ковальски умер три месяца назад? Что-то с сердцем, его нашли в кабинете. Его команда разбежалась, а загородное здание университет продали какой-то фирме.
Пришел Стас, открыл заднюю дверь, положил туда шлем и большой черный пластиковый мешок.
— Поехали, — сказал он, садясь на переднее сиденье.
Мы сидели на веранде. Стас принес чайник, разложил по чашкам пакетики и стал наливать кипяток. Посреди стола горела свечка, расплавленный парафин стекал в блюдце, а Консул ковырял его вилкой. Наташка залезла на стул с ногами, закуталась в плед, молча разглядывая пламя.
— Светает, — сказал Стас.
Консул хотел задуть свечку, но Наташка его остановила. Консул погладил ее по спине и тихо спросил.
— Наташа, ты нам ничего не расскажешь?
— Я не знаю, как об этом рассказать. Я лишь одно поняла: оттуда возвращаться нельзя. С такими знаниями можно жить там, тут — нельзя. Этот груз на земле вынести невозможно.
— Наташа теперь будет пророком! — Стас хотел казаться веселым.
— Не ерничай, — Консул недовольно посмотрел на Стаса.
— Стасик, дорогой! Я не гожусь для пророка. Я могу варить варенье, могу рожать детей, могу немножко работать. Но быть пророком я не смогу. Мне надо все забыть.
— А ты хоть разговаривала там с кем-нибудь, видела кого?
Наташка взглянула на Стаса, но не улыбнулась, как обычно, а тихонько вздохнула.