Предотвратить бегство…
Словосочетание врезалось в память, но Рик не стал на нем зацикливаться, вернувшись к делу. Кое-какие из дверей, попадавшиеся на пути, оставались неприступными, тем не менее это не обескураживало. Рик знал, стоит ему почуять лакомый кусочек — малейший проблеск, намек, связанный с делом убитой аспирантки и двух студентов-лаборантов, никакая дверь уже препятствием не станет.
Вдруг, словно почуяв проявленное упрямство, лабиринт мглистых коридоров и сумрачных дверей изменил положение — перестроился в мгновение ока, точно ловкий конструктор, прибавив тени и напрочь перепутав все входы и выходы.
Подобная выходка слегка обескуражила, но концентрации утратить не вынудила. Зиновьев рвется поиграть? Что ж, Рик не станет противиться. Ему и прежде попадались ментальные ловкачи — любители организовывать свое сознание так, чтобы вторженцу сложнее было ориентироваться. Такие уникумы горазды выдумывать ловушки для чужого разума, однако и сами при этом теряют существенную долю здравомыслия. Может, именно это и послужило триггером доктора?
— И снова здравствуйте, господин Пантелеев!
Рик обернулся.
Зиновьев — или точнее его проекция, аватар сознания, концентрированное эго, — стоял напротив. И премило улыбался.
— Доктор, — кивнул Рик, без особого, впрочем, радушия. — Решили снизойти до помощи?
— Помощи? О, нет, друг мой! Это было бы не по правилам, верно? Я лишь хочу убедиться, что вы не свернете, куда не следует. Однако помогать вам исследовать чертоги моего разума я вовсе не намерен. Я не идиот.
— Стало быть, скрывать все-таки есть что.
— Молодой человек, — брюзгливо отозвался Зиновьев, — всякому есть, что скрывать! Так уж повелось, что мы привыкли стыдиться тех мелочей, что прячем от окружающих. Предположу, что сам я далеко не великий скромник и все же даже мне было бы неприятно, если б вы засунули нос в воспоминания, которые, к примеру, касались бы моей частной жизни.
Рик постарался не слишком открыто демонстрировать раздражение. Последнее, что должно волновать убийцу, которого вполне возможно ожидает полное переформатирование, это сохранение инкогнито в интимной сфере. Он терпеливо пояснил:
— Насчет этого можете не беспокоиться. Трогать ваши личные воспоминания я не намерен. По сути, вся процедура — лишь формальность. Я должен подтвердить факт вашей вины и ничего более.
Разумеется, это не убедило доктора. Или он очень хорошо подыграл.
— Я вовсе не стыжусь того, что сотворил, — сказал он, — и с радостью раскрою все свои мотивы. Тамара их, к сожалению, не поняла. А жаль, честное слово. Она была безумно талантливой девочкой. Нечета паре дебилов, что выделили мне в качестве лаборантов… Что ж, идемте. Я покажу все, что вам следует видеть.
Ответа Зиновьев дожидаться не стал. Развернулся и, сложив руки за спиной, засеменил вверх по туманному коридору, пока не остановился перед одной из совершенно одинаковых на вид дверей — тяжелых, неприступных и сотканных будто бы из кошмаров.
— Думаю, вам следует заглянуть сюда. — Он легонько подтолкнул створку и та покорно приоткрылась. — Только предупреждаю, не пытайтесь осмыслить происходящее. Просто смотрите. Иначе так ничего и не поймете.
Рик не собирался доверять сговорчивости Зиновьева, но и проигнорировать полностью тоже не мог. Добрая воля в подобных делах подчас играет куда большее значение, нежели добывание сведений силой. Потому, избавившись от сомнений, он переступил порог.
Долгих вступлений удалось избежать, и перед ментальным взором сразу предстала картина. Что это было? Грот? Пещера? Темный свод, жадно нависавший над водяной кромкой, а по отлогому берегу, обнимавшему это тайное озеро ледяным полумесяцем, бродило несколько сутулых фигур. Рику пришлось немало напрячься, чтобы узнать в фигурах закованных в громоздкие скафандры сотрудников лаборатории Зиновьева. Их отличительный знак сиял оранжевой трехпалой ладонью в перевернутом треугольнике на белоснежном фоне спины — знак марсианской корпорации «Олимп». Поблизости стояли раскрытыми контейнеры с оборудованием и прочими штучками, необходимыми в экспедиции далеко за пределами искусственной и куда более гостеприимной среды научного комплекса. Пара буровых машин притаилась в стороне, скромно дожидаясь, когда в них снова возникнет нужда. Лишь троица автоматических погрузчиков деловито сновала туда-сюда, под истерические вопли Зиновьева переставляя научный скарб.