— А вы не слишком жалуете протокол, я прав? — вежливо поинтересовался он.
— Не жалую инквизиторов. — Последнее слово капитан выплюнул с такой гадливостью, будто для него не существовало ругательства страшнее. — Я с самого начала был против того, чтобы впутывать в это дело Пси-Академию. Ненавижу мыслеебов! Шныряете повсюду с таким видом, будто лучше всех! Новая ступень эволюции?! Ага, держи карман шире! Кто бы что ни говорил, а я нутром чую неладное. Телепаты среди марсиан появились неспроста. Наверняка проделки земляшек, а может, и того хуже. Может, все дело как раз таки в инопланетяшках, чье корыто здесь отрыли.
Отповедь не вызвала у Рика ничего, кроме желания широко зевнуть. Обычные люди псиоников не любили, не понимали и, чего греха таить, побаивались. И с этим фактом приходилось считаться. Тем не менее Рик не мог хотя бы не попытаться прояснить, как все обстоит на самом деле.
— Что ж, благодарю за откровенность. Но что бы вы себе ни думали, поверьте, мы на одной стороне. Я — такой же человек, как и вы. Не больше и не меньше.
— Твои глаза, парень, и татуировки говорят об обратном.
Рик моргнул. Рука невольно коснулась черной полосы, спускавшейся от уха и скрывавшейся под воротничком черной же рубашки — обязательного отличительного знака для всех выпускников Пси-Академии. Он открыл рот:
— Это же не…
Но Фатыхов и слушать не захотел. Синева усталости вокруг его налитых кровью глаз стала еще заметней.
— Когда отчаливаешь? — грубо перебил он.
— Как только покончу с формальностями. Надеюсь, управлюсь к утреннему рейсу.
— Ну и отлично. Счастливого пути, если что. — Развернулся на каблуках и широким шагом двинулся вглубь станции, вновь оставив Рика наедине с собственными мыслями. Ближайший гейзер взорвался очередной порцией воды, заставив конструкцию научного комплекса мелко задрожать.
Рик выглянул в окно. С тех пор, как под поверхностью Европы было установлено наличие водяного океана, ученые со всей Солнечной Системы мечтали о его изучении. В гонке, к вящей неожиданности всех игроков, победила исследовательская корпорация с Марса. Никто доподлинно не знает, сколько усилий было потрачено, чтобы добиться успеха, но в том, что директорат «Олимпа» не скупился, вкладывая миллиарды в, по сути, химерический проект, никто не сомневался. Складывалось впечатление, будто они знали куда больше, нежели остальные, и это во многом подстегивало интерес научного сообщества. Именно «Олимп» наладил бесперебойное транспортное сообщение между Европой и Марсом. На их средства был создан самый современный научный комплекс, который с виду напоминал здоровенную заплатку на теле луны. Впрочем, если задуматься, неправильный шестиугольник и впрямь служил своего рода куполом, скрывавшим под собой глубокую каверну, пробуренную во льду. Поначалу бывший лишь сетью разрозненных жилых блоков, где ученые могли проводить свои исследования, невзирая на чудовищные условия снаружи, он со временем превратился в практически неприступный редут. Зону отчуждения. Базу, попасть на которую не мог никто, кроме марсиан самой высокой квалификации.
Рик огляделся по сторонам. Фатыхова и след простыл, а местные служащие, деловито сновавшие по коридору с неведомо насколько важными делами, в отличие от камер видеонаблюдения, не обращали на гостя никакого внимания.
Еще один короткий взгляд на пейзаж за окном.
С самого начала колонизации Европа удивляла человека. Вынуждала строить теории, и при этом всякий раз умудрялась превосходить любые ожидания. Это касалось и тектоники ядра, благодаря присутствию Юпитера, не позволяющему океану замерзнуть, и наличия сложных организмов, обитавших в этом самом океане. История с инопланетным кораблем, вмороженным в лед, исключением не была, и во многом лишь подтверждала правило, что Солнечная Система далеко не так проста и ограничена, как кажется. И Рик внезапно для себя понял, что не может покинуть Европу, не взглянув на находку Зиновьева хотя бы глазком.
Это не было прихотью или отблеском праздного любопытства, но импульсом, на осознание и попытку преодоления которого у Рика ушло несколько долгих минут. Он понимал, что служба безопасности станции наблюдает, и что подобная нерешительность может вызвать поток подозрений, но не мог отмахнуться от необычного зова. Как если бы слова доктора Зиновьева о находке и телепатах послужили спусковым крючком для некоего психического снаряда, взорвавшегося над поверхностью луны и окружившего ее неопределенным ментальным фоном. Это привело к обострению сверхчувственного восприятия Рика и раскрыло научный комплекс с совершенно новой стороны. Складывалось впечатление, будто в самих этих монохромных стенах таилась история, которая жаждет быть рассказанной тому, кто умеет слушать.