Выбрать главу

========== ГЛАВА 1: НА ЧЕМ ДЕРЖИТСЯ МИР ==========

ХОРАЙЗЕН, ШТАТ МОНТАНА

21 ИЮЛЯ 1997 Г. 01:18

Ночь неистовствовала.

Купол небесного свода кружился над головой женщины в поле, тучи были тяжелыми и налившимися, словно синяки. Ветер завывал, и его порывы развевали вокруг дрожащего тела женщины ее ночную рубашку, липнувшую к коже из-за насквозь пропитавшего белый хлопок дождя.

Она не знала, как оказалась тут, в этой доходящей до пояса пшенице, мечущейся вокруг нее. Мокрые волосы лезли в глаза, в рот. Воздух на вкус был, как грязное серебро, как старое железо. Позади дверь фермерского дома яростно вращалась на петлях, ударяясь о доски обшивки. Она не могла заставить конечности подчиниться, не могла заставить себя вернуться домой, обратно в безопасность.

Раскат грома пронесся над землей, отдаваясь в ее голове. А затем она увидела это – черное пятно на фоне безбрежного свирепого неба.

Примитивный страх сковал ее внутренности, когда первый ворон начал кружить, изучая ее одним холодным, как у рептилии, глазом, пикируя вниз и каркая. Она видела металлический блеск его клюва, когда он кружил над ней, его маслянистые, блестящие крылья и безнадежно подумала о том, что он прекрасен.

Птица снизилась, а потом взмахнула крыльями в воздухе и взметнулась выше, и вторая каким-то невероятным образом возникла на месте, только что оставленном первой. Живая тень, эхо, копия. Снова, и снова, и снова, пока их было уже не сосчитать. Они кружили над ней, словно какофонический циклон из перьев, кружа, затеняя собой волнующееся небо.

Еще до того, как они коснулись ее, Анна поняла. Плача, она вознесла молчаливую молитву, раскаиваясь и умоляя о прощении. Пощады, как она понимала, ей не видать. На какой-то миг она остро осознала собственное сердцебиение, тепло своей крови, живительную энергию своего дыхания.

А затем, с тяжелыми взмахами крыльев, птицы устремились вниз.

Они впивались в ее ночную рубашку, волосы, лицо, мягкую белую плоть ее грудей. Они отрывали мышцы и сухожилия от костей, выклевывали глаза и язык, резали ее кожу на бледные дрожащие полосы. Неописуемая боль охватила все ее тело, но она не могла двигаться, не могла поднять рук, чтобы защититься, не могла сопротивляться. Она не могла даже кричать. Она могла только упасть и умереть под дождем.

Пока потоки ее крови впитывались в мягкую почву вокруг нее, последние мысли Анны были о Мэрион, Рианнон и важном секрете, который она уносила с собой в бездонную тьму могилы.

***

ШТАБ-КВАРТИРА ФБР

ВАШИНГТОН, ОКРУГ КОЛУМБИЯ

21 ИЮЛЯ 09:04

Скалли бедром распахнула приоткрытую дверь в подвальный офис, держа в каждой руке по большому бумажному стаканчику с кофе на вынос. Малдер уже сидел за своим столом, согнувшись над кипой бумаг; очки сползли на кончик его носа, плечи освещал теплый летний свет.

Он поднял взгляд с таким выражением, словно удивился при виде нее, и рассеянно улыбнулся, дописывая предложение.

– Доброе утро, сооооолнышко… – протянул он, постучав ластиком по отчету, и откинулся назад на стуле.

Несмотря на предрасположенность к бессоннице и бессовестное пренебрежение протоколом Бюро, Скалли не могла припомнить, чтобы Малдер когда-нибудь опаздывал на работу. Иногда по утрам у него был усталый вид и покрытые щетиной щеки, и ко времени ее прибытия он уже закатывал рукава рубашки до локтей, но сегодня она со смутным удовлетворением отметила, что он казался отдохнувшим: гладковыбритым с ясным взором, а узел его кричащего галстука под кадыком по-прежнему выглядел нетронутым.

– Доброе. Ваш заказ. – Она передала ему кофе, и кончики его длинных пальцев коснулись ее костяшек, когда он забрал предложенное из ее рук, одобрительно хмыкнув. Он снял крышку со стакана, сделал глоток и поморщился.

– Фу, думаю, это твой.

Бросив сумку на столешницу, Скалли устроилась в своем любимом кресле, скрестила ноги с шуршанием капроновых колготок и крепко прижала стакан к груди.

– Нет, определенно это твой.

– Две ложки сливок, три сахара?

– Сегодня с молоком, Малдер, и медом. Совесть не позволяет мне и дальше поощрять твою зависимость от переработанного сахара.

Он окинул ее плотоядным взглядом поверх ободка очков, после чего снял их и бесцеремонно швырнул на стол.

– Игра в доктора не спасет твою задницу, если кофе без кофеина.

Скалли выгнула бровь и усмехнулась.

– Без кофеина? Я бы никогда не нанесла тебе такого смертельного оскорбления.

На мгновение на лице Малдера отразилось какое-то странное выражение, но тут же исчезло.

– Что ж, – продолжил он, меняя тему, – оставим вопрос фактических и потенциальных оскорблений из-за стимулирующих веществ. Нам досталось весьма таинственное дело.

Она вздохнула и поглубже устроилась в кресле, опершись плечом на подлокотник.

– Мед полезен для твоего здоровья, Малдер, в нем есть энзимы. Микроэлементы. И не мог ты хотя бы позволить мне допить кофе?

– Никак нет, фэбээрщица, долг зовет. – Малдер поднялся и принялся прокладывать путь через завалы доверху забитых картонных коробок к проектору.

«Вот это славно, – подумала она. – Непринужденно. По-дружески. Профессионально».

Скалли огляделась по сторонам, когда Малдер включил устройство. Проектор загудел, заливая помещение бледным светом. Малдер чувствовал себя как дома в их маленькой берлоге среди теней и обжитого беспорядка: аккуратной кипы тиражей журналов JAMA и JCP (1) в сетчатой корзине рядом с одним из его баскетбольных трофеев из колледжа, доски, испещренной вырезками из газет, ненадежных башен из книг и аптекарского шкафа, набитого различной эзотерикой. Рядом с раковиной стояла перевернутая чашка, которую подарила ей Мелисса: ВСЕЛЕННАЯ СОСТОИТ ИЗ ПРОТОНОВ, НЕЙТРОНОВ, ЭЛЕКТРОНОВ И КРЕТИНОВ.

Она пыталась не думать об именной табличке, пристроившейся между потрескавшимся микроскопом и позабытой каруселью слайдов, засунутой в ящик того, что Малдер однажды назвал «ее стороной». ДАНА СКАЛЛИ, ДОКТОР МЕДИЦИНЫ. Подарок после Филадельфии. Для того, кто претендовал на звание почти сверхъестественно проницательного профайлера, Малдер мог быть довольно бестолковым.

Он немного повозился с проектором, и вот уже первый слайд высветился на экране.

На нем изображался мертвый конь светлой масти, лежавший на боку; его мускулистая голова была погружена в узкую степную реку. Длинные белые волосы лошадиной гривы развевались, уносимые темной водой, мутные глаза были открыты, смотря в никуда. Малдер понизил голос и приступил к рассказу лекторским тоном, характерным для слайд-шоу, монологов в дороге и ночных звонков.

– Хорайзен, Монтана. Маленький городишко рядом с канадской границей, население 249 человек. В основном выращивающие пшеницу и разводящие скот фермеры. Место изолировано от цивилизации – единственными людьми на многие мили вокруг, помимо вышеупомянутых 249 человек, являются либо члены менонитского поселения (2) в часе езды, либо резервации черноногих. Представляю Хью Дейли и его жену Анну…

Жужжание. Щелчок.

На втором слайде был любительский снимок пары: мужчины, на взгляд Скалли, лет тридцати пяти, стоявшего рядом с молодой женщиной. Мужчина был поразительно хорош собой – одетый во фланелевую рубашку Эррол Флинн с непокорной копной черных волос, возвышавшийся над девушкой – блондинкой с розовыми щеками и пышными формами под скромным цветастым платьем. Она практически воплощала в себе идеал фермерской жены.

«Они выглядят довольно счастливыми», – подумала Скалли. Хью обнимал Анну за талию, притягивая ее к себе, и она смотрела на него, смеясь над какой-то давно позабытой шуткой.

– Похоже, Хью преследует череда прогрессирующих трагедий. Сначала его конь таинственным образом тонет. Как, я уверен, ты заметила. – Малдер снова переключился на первый слайд. – Исходя из этого снимка, вы видите какие-то признаки сломанных костей, доктор Скалли? Повреждений? Борьбы? Чего угодно, указывающего на то, что этот конь, как мы могли бы ожидать от любого биологического вида, предпринял, чтобы избежать собственной кончины?

Скалли встала ближе, чтобы лучше рассмотреть фотографию, прихватив с собой стаканчик. Малдер нависал над ней сзади, так что она полубессознательно отодвинулась. Он был беспричинно мягок с ней и прикасался больше обычного с тех пор, как ей поставили диагноз, и Скалли становилось все труднее терпеть любое напоминание об их явном диморфизме.