На полпути к двери он вдруг подумал о своей наружности. Сняв очки, он бросил их позади себя на пожелтевшую клавиатуру и пробежался рукой по волосам в попытке пригладить их. Он и сам понимал, что это немного нелепо. К этому моменту она видела на нем все виды грязи, как выделяемые его собственным телом, так и приобретаемые, но все равно он ей как будто бы нравился. Перед его мысленным взором промелькнула картина того, как она, запыхавшаяся, извивалась в его руках. Да, определенно нравился.
Он открыл дверь и увидел ее на пороге: расправленные плечи, большие глаза, смотрящие с некоторым смущением, припухшие и недавно покусанные шикарные губы. Его Скалли. Видение в белой льняной рабочей блузке и старых джинсах. У него потеплело на душе.
– Привет, – ровным голосом поприветствовала она, словно бы извиняясь.
– Мне казалось, ты пару дней хотела побыть одна, – подчеркнуто мягко отозвался он, давая понять, что рад ее видеть. Малдер шире приоткрыл дверь в знак приветствия, и она устремилась вперед, поднырнув под его руку.
– Извини, что я не позвонила, – добавила она, когда он закрыл за ними дверь, вновь привыкая к царившему внутри полумраку. – Не могла заснуть.
– Да брось, Скалли, mi casa, su casa (2). Хочешь чая или еще чего-нибудь? Пива?
– Эм, чай подойдет, – ответила она, избегая его взгляда. Он сжал ее руку в своей.
– Чай так чай. Иди поздоровайся с рыбками, они по тебе скучали.
Он прошел на кухню, наполнил чайник водой под краном и включил горелку.
– Над чем работаешь? – донесся ее голос из прихожей.
Он принялся рыться в практически пустом буфете, если не считать «набора Скалли»: темного шоколада, засахаренного имбиря и чересчур дорогой пачки Earl Grey.
– Всего лишь над своим отчетом, – отозвался он, выудив два чайных пакетика, и, стараясь говорить как можно более небрежным тоном, добавил: – Можешь прочитать, но, э-э, учти, что это первый черновик.
Он нашел ее любимую чашку, прихватил одну для себя и обернул чайные веревочки вокруг ручек неловкими пальцами. Она, разумеется, поймет его. Пожевывая губу, он ждал, пока закипит чайник, попутно прислушиваясь к любым звукам из гостиной.
Когда он вернулся, неся чай, она уже уселась на диван, положив маленькие, затянутые в колготки ступни на кофейный столик и сложив ладони на животе. Она протянула руку, чтобы забрать свою чашку и устало улыбнулась ему.
– Что сказали рыбки? – поинтересовался Малдер, устроившись рядом с ней, так что его бедро касалось ее бедра. Он тоже положил ноги на столик, и она ткнула затянутым в нейлон пальцем в его икру.
– Ну, они не слишком-то разговорчивы, – признала она. – Веришь или нет.
– Странно, – ответил Малдер. – Они постоянно говорят со мной о тебе. – Это замечание вызвало у нее улыбку, и на мгновение ему показалось, что она позволит ему сорваться с крючка.
Однако Скалли, его Скалли, никогда не позволяла ему легко отделаться, и сегодняшний день не стал исключением.
– Малдер, – начала она, поднося чашку к губам, чтобы подуть на ее содержимое, – ты… правда во все это веришь? В то, о чем говоришь в отчете? – Она покосилась на него в ожидании ответа.
Он неловко поерзал.
– Ну… да. Рианнон… была необыкновенным человеком, на котором лежала необыкновенная ответственность. Как и на Анне. Любовь… хоть и удовлетворяла их в личном плане, забрала у них способность быть необыкновенными. Насколько больше могла бы сделать Рианнон, если бы не провела эти два года с Тео? Насколько больше Анна могла бы сделать, если бы не отказалась от всего ради Хью? Могли бы они изменить этот мир к лучшему?
Скалли отпила чая, позволяя его риторическим вопросам повиснуть в воздухе.
– Малдер… я была с Рианнон, когда она умерла. Я держала ее на руках в последние минуты ее жизни. И то, чему я стала свидетелем, то, что я испытала… я невольно прихожу к выводу, что ее способность любить и сделала ее необыкновенным человеком.
Ее ладонь переместилась к его ладони, лежавшей на диване между ними. Ее кожа была горячей от чашки.
– Любовь не уничтожила ее и не помешала ей достичь какой-то высшей цели. Любовь возвысила ее. Любовь создала ее. Любовь… сделала ее той, кем ей и полагалось стать, – тихим голосом, словно делясь с ним секретом, добавила она.
Малдер перевернул ладонь, переплетая их пальцы, и поднес их к губам, оставляя поцелуй на ее костяшках, но не смотря ей в глаза.
– Дана, – начал он, проглотив ком в горле и пытаясь совладать с нервозностью. – Я пытался придумать, как это лучше сказать.
Ее взгляд был подобен прикосновению, но он продолжил:
– Прямо сейчас у меня есть цель: найти лекарство от твоего рака. Мы с тобой оба знаем, что ответы где-то там, что это неестественная болезнь. И я, я, я боюсь, я боюсь, что позволив себе… любить тебя… так, как мне того хочется… я все равно что опущу руки.
Он осмелился бросить на нее взгляд, и вид ее влажных блестящих голубых глаз чуть не разбил ему сердце.
– Я не хочу любить тебя вот так, – признался он, поглаживая ее большой палец своим. – Делать это… с тобой, пока ты умираешь, кажется мне неправильным. Я хочу… я хочу всю твою жизнь, долгую жизнь, а это… что бы мы ни чувствовали друг к другу… я просто не вижу, как это согласуется с тем, чего я хочу больше всего на свете. С тем, что, как мне кажется, является моей целью. Я хочу, чтобы ты поправилась. Я хочу видеть тебя здоровой. И этого можно добиться, только найдя истину. Я в этом уверен.
Она часто заморгала, опустив взгляд на их соединенные руки.
– Малдер… – начала она, и ему пришлось сдержать внезапный порыв забрать свои слова назад, сказать, что он идиот, что он неправ, что у него просто не все дома. – То, что я видела в той башне, то, что я испытала… не стану даже пытаться хоть сколько-либо удовлетворительно объяснить все это. Знаю только, что чувствовала. И… как бы странно это ни звучало, это дало мне надежду. Надежду на то, что то, с чем я борюсь, эта болезнь, может сойти на нет. Или на то, что каким-то образом мы найдем ответы на наши вопросы. Все вопросы.
– Так ты согласна, – мягко сказал он, и, к своему удивлению, она издала отрывистый тихий смех.
– Полагаю, что да, – ответила она, ставя чашку на столик. – Хотя должна признать, что мысль о воздержании кажется довольно неприятной теперь, когда я узнала, от чего отказываюсь.
– Я настолько хорош, а? – улыбнулся он, а потом дернулся и взвизгнул, исполненный нежной привязанности, когда она довольно жестко ткнула его в бок. Его переполнило облегчение, и они оба рассмеялись.
– Пока не забыла: я, эм, получила сегодня письмо от Мэрион, – сказала Скалли, когда они успокоились, и склонилась к его плечу. – Она собирается переехать в «Брыкающуюся лошадь». И ребенок еще одна девочка.
– Думаешь, магия Бишопов пропала со смертью Рианнон?
– Нет, – покачала головой Скалли. – Нет, не та магия, которую я видела там. Любовь нельзя убить. – Она фыркнула. – Господи, я говорю как Мисси.
Он ничего не мог с собой поделать.
Он накрыл ее руку своей и повернул ее лицом к себе.
– Ты права, – выдохнул он и, наклонившись, накрыл ее рот своим. Она щедро ответила на поцелуй, и ее губы были мягкими, зовущими и сладкими на вкус.
– Когда это останется позади, – едва отрываясь от нее, произнес он, – когда все останется позади…
– Знаю, – прошептала она, – и ловлю тебя на слове.
Она открылась ему навстречу, и ее горячий влажный язык проник в его рот, а пальцы потянули за воротник рубашки. Его пульс начал биться в первобытном древнем ритме.
– Тогда один раз напоследок? – предложил он, уже тяжело дыша, не в силах держать свои руки при себе, вдали от ее тонкой талии и изгиба бедер.
– Да, – согласилась она, оседлав его – такая маленькая, гибкая и единственная во всем мире, кто был для него по-настоящему важен. – Боже, да.
КОНЕЦ
Комментарий к ГЛАВА 15: БАШНЯ И ГЛАВА 16: НАПОСЛЕДОК
(1) - китайский стратег и мыслитель, живший в VI веке до н. э. Автор знаменитого трактата о военной стратегии «Искусство войны».
(2) – мой дом – твой дом (исп.)